Пресс-офицер "железной" Фитьо: О войне, работе с журналистами и стереотипах относительно армии

Владимир Фитьо за время войны на Донбассе прошел путь от пресс-офицера до начальника пресс-службы 24-й ОМБр, застав, по сути, рождение и становление новой профессии.

- Где Вас застала эта война и как Вы стали пресс-офицером?

- Началось все с того, что меня мобилизовали. Сначала мне пришла повестка на третью волну мобилизации, но из-за определенных проблем со здоровьем я так и не попал в армию. А уже на четвертую волну 20 января 2015-го года мне пришла еще одна повестка и 28 января я отправился в учебный центр.

Так как я закончил военную кафедру львовской Национальной академии сухопутных войск, то я уже имел звание лейтенанта по специальности: организация воспитательной работы.

В "учебке" в киевском Военном институте нас учили на заместителей командиров рот по воспитательной работе. На "замполитов", так сказать. А по окончании этих курсов появилась информация, что объявили первый набор пресс-офицеров. Так как у меня основное образование – это факультет журналистики (ЛНУ им. И. Франка), я отправил свою заявку на указанный электронный адрес. В итоге мои собратья отправились на фронт, а меня еще на 10 дней оставили в Киеве.

Как выяснилось, это был некий пилотный проект, потому что опыта работы пресс-офицеров ни у кого на то время не было. Это был первый такой сбор людей со всей Украины, которые имеют определенное отношение к журналистике (действующие журналисты, фотографы), которых начали учить на пресс-офицеров.

Стоит отметить, что обучение проводили довольно таки активное. Привлекали преподавателей и из Института журналистики, и из Военного института, а также политологов и практикующих журналистов, которые прошли войну (в том числе "Бурю в пустыне" в Ираке), и делились с нами полученным опытом. Также были лекции израильских офицеров, в частности Виктор Верцтнер выходил с нами на связь по Скайпу.

Мы были первым выпуском этой школы пресс-офицеров. Вместе со мной там учились пресс-офицер 54-й бригады Андрей Ищик, бывший пресс-офицер 128-й бригады Петр Билян и бывший пресс-офицер 10-й бригады, фотограф от Бога, Тарас Хлибович.

- Как и почему попали именно в 24-ю Отдельную механизированную Бердичевскую бригаду?

- После обучения нас собрали и спросили – кто куда хочет попасть? В то время мой двоюродный брат служил в 80-й бригаде, и я выразил желание служить также там. Однако, потом распределение провели согласно старым специальностям, и меня направили на должность начальника клуба 24-й бригады. Это для меня было немножко странно.

Кроме меня в пресс-службу 24-й бригады ушел также талантливый военный журналист, майор Сергей Голубятников. Сергей Викторович стал начальником пресс-службы и предложил мне остаться именно в этой бригаде и стать его помощником (пресс-служба бригады состоит из двух человек). Я согласился, потому что опыта в военной журналистике у меня не было вообще, а работать как-то было нужно.

Итак, в 24-й бригаде меня назначили на должность пресс-офицера 30 июля 2015 года, а впервые в зону АТО я попал в июле 2015 года. В то время наша бригада уже стояла на линии обороны Бахмутской трассы (населенные пункты Крымское, Новотошковское, 29-й блок-пост и тому подобное). Так начались для меня одновременно работа и учеба в 24-й бригаде.

До октября 2015-го года продолжались активные боевые действия, поэтому я сразу получил опыт работы с телеканалами по работе с журналистами непосредственно на позициях. Были и первые удачные репортажи, и первые проблемы. Скажу так: не имея опыта, мы учились рядом с нашими военными журналистами.

Ну а потом, после того, как мой начальник, майор Голубятников, демобилизовался – начальником пресс-службы назначили меня.

- Как обычному человеку, например, гражданскому журналисту, стать пресс-офицером?

- Начну с того, что с мая 2016-го года я пытался найти адекватного человека, который может выполнять обязанности пресс-офицера, и нашел такого человека аж в марте 2017-го. То есть, пресс-офицеров в армии не хватает.

Проблема в том, что немного людей хотят идти служить на линии соприкосновения. Работа пресс-офицера предполагает сопровождение журналистов на самые передние линии, где есть непосредственная угроза жизни. Основных задач у пресс-офицера три: не навредить военнослужащим, которые находятся на позициях, уберечь журналистов и самому живым выбраться.

Кроме этого, пресс-офицер несет полную и безоговорочную ответственность за то, что потом выйдет в эфир.

Если кто-то все же захочет стать пресс-офицером, то есть несколько вариантов. При наличии офицерского звания (была в молодости военная кафедра, например) это вообще не проблема: надо прийти в военкомат и узнать – в каких частях есть вакансии пресс-офицеров, взять "предписания" с выбранной части, опять же в военкомате оформить бумаги и прибыть в часть. Если за плечами есть служба по мобилизации, то в учебный центр проходить не нужно, если нет – то сначала нужно пройти учебный центр, а уже после этого с военным званием приступить к службе пресс-офицером.

Если военной кафедры не было, то процедура будет немного тяжелее и продолжительнее. Это связано с получением первого офицерского звания, потому что это, все же, военная офицерская должность. Ведь когда есть опасность, то пресс-офицер, в отличие от военного журналиста, берет в руки оружие и становится в бою вместе с другими военнослужащими.

- В чем видите свою миссию, как пресс-офицера? Вообще, миссию пресс-офицеров...

- Если бы наша армия в 2014-м году имела должность пресс-офицера, то нам бы было проще противостоять информационным вбросам, которые тогда делала Российская федерация. Очень красиво сделали тогда добровольческие батальоны – у них были пресс-службы, поэтому все знают про "Донбасс", "Азов", "Айдар". И, к сожалению, только сейчас начинают узнавать, что, например, при освобождении Лисичанска ударным кулаком и основной силой, которая освобождала город, была батальйонно-тактическая группа нашей 24-й бригады. А тогда это все подавалось так, будто батальон "Донбасс" освобождал город сам, хотя это была совместная операция.

Миссия пресс-офицера – это, в первую очередь, противостояние в информационной войне. Вторая миссия – это популяризация службы в вооруженных силах Украины.

Чтобы вы понимали: ни один выпуск сводок так называемой милиции "ЛНР" или "ДНР" не проходит без того, чтобы сделать какое-то фейковое заявление о 24-й бригаде. На самом деле, они нас просто боятся и любым образом пробуют дискредитировать, чтобы поднять боевой дух в своих. Наша информационная политика в районе выполнения задачи была построена на тех каналах, которые смотрят люди по ту сторону линии разграничения. Когда мы прибыли на линию Попаснянской обороны, то основную ставку сделали на телеканал "Интер" и телеканал "Украина". Много кто тогда обвинял нас в том, что мы работаем на вражеские каналы.

Но это обвиняли те люди, которые не разбираются в информационной политике. Наша же миссия была в том, что мы доносили до людей информацию о том, что нас обстреливают с их стороны, что мы не провоцируем подобное. То есть, посылались определенные месседжи именно через те каналы, которые смотрит целевая аудитория.

Кроме этого любой командир может использовать нашу информацию в своих боевых целях. Яркий пример - операция по высадке Американских войск в Ираке: была информация, что войска будут высаживаться с одной стороны, а высадились они с другой стороны, что ввело противника в заблуждение. Это также информационная политика и это нужно понимать, ведь идет война.

Но самым главным является то, что мы должны доносить правду о том, что происходит на самом деле в Вооруженных силах на линии разграничения. Даже если есть какие-то проблемы, то мы их тоже освещаем, но они должны быть освещены в адекватном свете без эмоций и искажения. Ведь, как показывает практика, не все наши журналисты умеют работать, а некоторые журналисты своей работой наносят больше вреда, чем ракетные удары Российской федерации.

- Я думаю Вы в курсе того, что официальная информация с зоны АТО, мягко говоря, не вызывает доверия в СМИ. Как Вы считаете: почему одним пресс-офицерам журналисты доверяют, а другим – нет?

- Сама система подачи информации построена следующим образом: пресс-офицеры не могут озвучивать отдельно какие-то потери, количество раненых, и тому подобное. Вся эта информация подается централизованно на штаб АТО, а штаб АТО уже обнародовал информацию через свою Facebook-страницу и уже соответственно Андрей Лысенко озвучивает ее в пресс-центре Министерства обороны.

Сейчас же просто общество не воспринимает эту информацию от спикеров из-за того, что людям уже надоела эта война – и это факт. Люди устали от войны, особенно те, кто на ней никогда не был.

Плюс неконтролируемые утечки информации, в том числе от гражданских людей, волонтеров, сделали свое дело. При этом некоторые волонтеры распространяли информацию совершенно не думая о последствиях.

Плюс еще с советской армии сложился такой стереотип, что офицеры в армии – это абсолютно отрицательные персонажи, и что повсюду постоянно предательство. А на самом деле, для командира бригады, батальона, роты или взвода самым главным является жизнь его военнослужащих.

Плюс вражеские вбросы информации в соцсетях постоянно расшатывают ситуацию.

- Почему на четвертом году войны до сих пор нет выработанной системы подачи информации, а все зависит от отдельных индивидуумов (пресс-офицеров) на местах?

- Начиная с 2014-го года решалось – по какой структуре будет работать украинская информационная политика в отношении вооруженных сил Украины. Или это будет израильская конкретно цензурированная платформа, где вся информация, которая собирается об армии, сначала проходит фильтр; или это будет американская система, в которой журналист живет с солдатами, все смотрит, но все равно вся его информация проверяется.

По состоянию на сегодня система уже есть, она установилась. Создан институт пресс-офицеров, работающих непосредственно с журналистами, которые контролируют работу журналистов, помогают журналистам, подсказывают журналистам. Структура пресс-службы оперативно-тактических группировок, в которые стекается вся эта информация. Структура пресс-центра штаба АТО, которая собирает общую информацию обо всем.

Например, если сейчас брать информацию по потерям, то только ленивый может сказать, что пресс-центр дает неверную информацию. Если случается потеря до 12 вечера, то она подается на утро, и утром мы уже имеем информацию. Если, например, потеря произошла в 6 утра, то она подается уже на вечерние сводки. Потому что информацию надо проверить, чтобы не было дезинформации, и тогда уже ее подавать.

Никто же не хочет никого обманывать о потерях, но мы должны придерживаться определенной процедуры. Например, имена погибших мы сообщаем только после того, как об этом были оповещены родные. Это делается в первую очередь с этических соображений, так что можете себе представить реакцию родных, которые такую информацию узнали из соцсетей или СМИ. А у нас такие случаи, увы, случались – и из-за гражданских, и некоторых волонтеров, и из-за военнослужащих.

Просто надо понимать, что до недавнего времени армия была неким закрытым клубом, который к освещению любых событий относился очень трудно. Это была очень консервативная организация. Сейчас мы делаем армию открытой. И если командир бригады, как, например, в 24-й бригаде полковник Шевченко, понимает полезность пресс-службы, то он никогда не даст запрет на те или иные действия.

Кроме этого происходит постоянный мониторинг информации в соцсетях, в том числе в соцсетях с вражеской стороны. Там они иногда допускают ошибки и выдают очень ценную информацию. И эта информация очень необходима для наших дальнейших боевых действий.

- В том-то и дело, что официальные сводки пресс-центра штаба АТО в основном сводятся к статистике количества обстрелов и потерь и не раскрывают хотя бы приблизительной картины того, как воюет украинская армия, каких локальных успехов добивается и прочее. В основном, такую информацию СМИ получают от волонтеров или бойцов. Почему так? И как должно бы быть, по Вашему мнению?

- Очень большой ошибкой журналистов есть опираться на не проверенные данные с передовой. Боец, который стоит на определенном ВОПе, имеет достаточно ограниченную зону наблюдения. И бывает такое, что взрывов он не видел, но где-то их слышал. А у страха, как известно, глаза велики, и он уже начинает рассказывать, что были жуткие обстрелы, что его товарищ где-то там погиб, тогда когда тот жив-здоров, просто давно на глаза не попадался. После этого вы читаете сводки штаба АТО и не находите там информации о погибшем. Вывод? Штаб АТО врет! Или не тет?

Поэтому и формируется стереотип о том, что все командиры – подлецы, а все пресс-службы – врут. Мы не всегда можем дать какую-то картинку или какую-то информацию, чтобы не раскрыть наши позиции.

Журналисты должны пользоваться только проверенными и совершенными источниками информации. И речь даже не о трех источниках проверки информации – здесь их должно быть гораздо больше.

Понимаете, если давать широкую информацию о боевых действиях на каждом участке фронта, то информационные сводки штаба АТО будут длиться часами. Физически невозможно все охватить и представить. Для этого есть журналисты, которые работают непосредственно в зоне АТО. И вот этот источник как раз освещает то, что произошло в конкретной точке.

- Почему очень редко, то есть, почти никогда не сообщают о нашей "ответке" по вражеским позициям, хотя она на самом деле есть. Какая в том логика или смысл?

- Это связано уже с политикой, а именно – с Минскими договоренностями. По Минским соглашениям мы сейчас являемся потерпевшей страной, а не страной-агрессором. Страной агрессором является Российская федерация и ее сателлиты – так называемые "ДНР" и "ЛНР".

На самом деле, скажу честно, нас такая ситуация не очень устраивает, и мы будем очень рады, когда будет дана команда наступать и мы сможем об этом открыто писать. Хотя, надо понимать, что это будет трудно и будет много потерь – как с их стороны, так и с нашей. Но сейчас необходимо для мирового сообщества формировать Российской федерации и ее незаконным банд-формированиям имидж агрессоров, что успешно и делается.

При этом частично в сюжетах журналисты показывают и "ответки". В основном, в формате: "Они по нам стреляли, мы открыли огонь в ответ, и они затихли".

Хотя, действительно, есть много моментов, о которых хотелось рассказать, но сейчас мы не можем, потому что это будет использовано против нас. К сожалению, российская пропагандистская машина работает намного мощнее нашей. У них есть четко выстроенная информационная линия всех СМИ, тогда как наши СМИ работают под своего хозяина.

- Как именно и кем фильтруется информация, которая поступает с фронта? Как Вы ее подаете, с кем согласовываете? И так же ли это все работало во время "официальных" боевых действий?

- Информация, которая получается из нашей бригады с линии соприкосновения, в первую очередь фильтруется офицером пресс-службы. Представитель пресс-службы, имея собственный опыт, показывает оператору: что можно снимать, что нельзя снимать, что можно озвучивать в эфир а что нет.

Например, перед приездом на новую линию разграничения я лично провожу минимум три дня для рекогносцировки позиций, чтобы знать – где какая позиция стоит, военнослужащие там стоят и так далее. На каждой позиции я имею своих спикеров. Я считаю, что армия должна быть молодой, красивой, хорошо одетой и правдивой.

Все отснятые материалы я смотрю, и если мне что-то не нравится, то у меня есть полномочия попросить журналиста удалить определенные фрагменты. Например, если они не правдивы, подвергают опасности жизни военнослужащих, вредят обороноспособности в целом. Если журналист отказывается это сделать, то я имею право прекратить съемку и удалить материалы. И эти правила действуют как во время боевых действий, так и во время перемирия.

- Как Вам работается с журналистами?

- С журналистами мы уже не то что друзья – мы боевые побратимы. Журналисты, которые работают в зоне АТО, уже проверенные годами и боями. И когда приезжает оператор или журналист из тех, что работали с нами в течение длительного времени, то мы уже знаем – как они работают, что они снимают и как они это потом показывают. Поэтому они имеют определенный кредит доверия. И порой, когда есть определенная опасность и мы не можем их куда-то не впустить, то они не обижаются, а сами все прекрасно понимают. Зато мы едем в другое место и, в принципе, проблем нет.

Больше проблем сейчас создают новые журналисты, которые приезжают в зону АТО. И хоть для них проводят обучение на предмет того, что можно снимать, а что нельзя, но получая аккредитацию, они едут в зону АТО в "розовых очках", думая, что там все классно и они своими действиями не могут навредить. И в этом их самая большая ошибка.

Но как бы там ни было, нужно знать и помнить: журналисты – это наше оружие в информационной войне против врага. О чем я им неоднократно говорил, говорю и буду говорить. Именно благодаря им мы можем создавать информационные сюжеты и доносить ту информацию, которая необходима для противоборствующей стороны и для населения по ту сторону линии разграничения. Чтобы они там понимали, что жизнь в Украине лучше, чем у них в псевдореспубликах, что здесь стоят не фашисты-каратели, а защитники Украины. И очень много людей в этом уже убедились.

- Какие наибольшие трудности в работе пресс-офицера?

- Трудности возникают, когда ты стоишь в таком районе, где плохая связь и нет интернета, поэтому невозможно оперативно подать информацию. То есть, сейчас наибольшие трудности – это отсутствие коммуникаций. Потому что бывает такое, что есть информационная бомба прямо с позиций, а подать ее нет возможности.

Ранее трудностями были ноутбук и фотокамера, но в конце 2016-го года Министерство обороны выделило средства и приобрело нам фотоаппараты, ноутбуки, принтеры и другую необходимую для работы оргтехнику.

В некоторых бригадах молодые пресс-офицеры встречают непонимание командира их работы, важности популяризации бригады и освещения событий в СМИ связанных с бригадой. Часто командиры считают пресс-офицеров такими же офицерами по морально-психологическому обеспечению, а это совсем другие военные специальности. К большому сожалению такие случаи случались.

- Часто ли сталкиваетесь с искажением в СМИ информации про Вашу бригаду? Чем это, на ваш взгляд, вызвано?

- Очень часто это было в 2015-2016 годах. В последнее время меньше. Но все равно, я заметил, что особенно в интернет-СМИ сидят люди, которые занимаются кнопкодавством: Ctrl+C – Ctrl+V, не проверяя фактов и не созваниваясь с соответствующими службами. Хотя, часто для проверки информации достаточно зайти на Facebook-страницу пресс-службы нашей Железной бригады, и, если не найти там нужной информации, то позвонить пресс-офицеру по номеру, который там указан и который работает круглосуточно.

- Что Вы думаете об информационной политике государства и о целесообразности существования Министерства информационной политики?

- Как у того солдата, о котором мы упоминали, в этой ситуации у меня есть только определенный угол обзора, поэтому комментировать такие вещи я могу только как частное лицо, а не как пресс-офицер 24-й бригады.

- Нужно ли Украине, по Вашему мнению, качественная пропаганда и стоит ли работать именно над собственной пропагандой, относительно войны и тому подобное, как это делает и сама Россия?

- Я считаю, что на России действуют такие себе "Гебельсовские методы". Это зомбирование, а не пропаганда. И это совсем разные вещи. Пропаганда в демократическом обществе – это полезно, а в случае Украины сейчас даже необходимо, поэтому я это поддерживаю. Очень хочется, чтобы она у нас была. Почему-то есть убеждение, что чтобы объединить украинцев – информационная политика должна быть. Но такую пропаганду, как в авторитарной России, я не поддерживаю.

- По Вашему мнению, наши люди готовы к пропаганде (как читатели, так и пресс-офицеры, журналисты и т. п)?

- Я так скажу: в отличие от наших северо-восточных соседей, наше население более образованное и имеет способность трезво мыслить, анализировать, думать. У нас и интернет работает нормально, и легко можно найти несколько ресурсов, чтобы проверить информацию. Поэтому я думаю, что у нас все получится.

Но надо понимать, что информационная политика и "темники" – это разные вещи. Если у нас все будут болеть за независимость Украины, за ее территориальную целостность, то я не считаю, что это будет пропаганда, которая будет нарушать какие-то демократические принципы. Но если это будет делаться так, как это делается сейчас в России, по "темникам" – то это будет плохо.

Если бы была единая информационная политика на всех ресурсах – это было бы замечательно. К сожалению, у нас сейчас такого нет, поэтому очень трудно работать даже пресс-офицерам, потому что надо анализировать фокус-группу определенного канала или определенного ресурса, чтобы знать – как именно с ним работать.