Гранатометчица Бурлакова: О войне, добробатах, и борьбе с армейской бюрократией

Среди таких и Валерия Бурлакова – журналистка, которая сознательно сменила клавиатуру на гранатомет и с 2014-го года несет службу на передовой

О мотивах такого поступка, боевом пути, борьбе с армейской бюрократией, а также о многом другом мы и побеседовали с Валерией.

- Валерия, как так случилось, что Вы оставили профессию журналиста и ушли, в прямом смысле слова, на фронт?

- В каком-то из наших учебников было написано, что "журналистика – это группа крови". Я думаю, что так и есть – оставить ее невозможно, даже если ты уже не первый год в армии, а не в редакции; даже если не пишешь, или почти не пишешь и так далее. Остается желание получить максимум информации обо всем, среагировать на любую несправедливость, и даже иногда ложное в ВСУ впечатление, что ты можешь что-то изменить, обнародовав вопиющие факты. Или по крайней мере должен попытаться...

То есть у меня не было ощущения, что я действительно отказываюсь от любимой работы. И нет сейчас.

Относительно решения идти на войну – я не представляю, как можно поступить иначе. Понимаю, что люди разные. Понимаю головой все разговоры о том, что кто-то делает свое дело дома, кто -то был бы полезнее в гражданской жизни, чем на фронте – но это же вопрос жизни и смерти. Прежде всего смерти... И сказать себе: "я полезнее в Киеве, а там пусть умирают другие" лично я не могу.

Ну а технически это выглядело так: с начала войны я ездила на фронт в качестве журналиста и пыталась одновременно попасть куда-то в качестве бойца, но не имела боевого опыта. Наконец, в декабре 2014-го удалось – в добровольческий батальон "Карпатская Сечь", в Пески. Хотя туда я тоже вроде ехала в командировку, как корреспондент...

- Уйдя на фронт, Вы некоторое время продолжали писать для "Українського тижня", но около года назад перестали. Почему?

- Даже не знаю, не обращала на это внимания. Скорее всего, дело в том, что попрощавшись на войне с ноутом, фотоаппаратом, несколькими телефонами и так далее я решила иметь с собой лишь самое необходимое – телефон. В конце концов, и книгу написала на 80% на нем... Но в статье явно не хватает вдохновения такого. Иногда темы планирую и согласовываю, собираюсь написать дома статью или колонку, но не так уж и часто и долго я бываю дома – и до этого руки не доходят. Впрочем, всегда имею с собой кучу блокнотиков. Делаю заметки для себя. Не знаю, будут ли они мне нужны, но иначе не могу – для меня это важно.

- Расскажите о своем боевом пути. Как Вы стали гранатометчиком?

- В "Карпатской Сечи", добробате, который тогда еще не вошел официально в ряды ВСУ, это было фактически моей первой же должностью.

После первой недели на позициях в качестве стрелка в середине декабря 2014-го я уехала на два дня в Киев, уволилась с работы и вернулась в Пески. А уже 31 декабря нам дали АГС – автоматический гранатомет станковый, работать с которым по собственному желанию на нашей новой позиции под названием "Черная Гора" остались трое: "Хорват", "Петрик" и я. Там и учились...

Впоследствии, осенью 2015-го года, я вместе с группой друзей оформилась в ряды 93-й ОМБр. Все вошли в одно подразделение, в первую роту первого батальона, на шахту "Бутовка". АГСов, как штатного вооружения, у мотопехотной роты не было, поэтому у меня тогда был только АКС и подствольный гранатомет. А оформлена я вообще официально была санинструктором, потому что тогда, несмотря на большое количество женщин на де факто боевых должностях на фронте, еще не был изменен советский перечень должностей, которые могут занимать лица женского пола.

Из 93-й ОМБр, когда бригаду вывели из зоны АТО, я перевелась в 54 ОМБр. 54-я тогда воевала на Светлодарской дуге. Первые несколько месяцев я работала с АГС, но впоследствии тогдашний командир решил перевести меня в минометную батарею. В результате, где-то с августа 2016-го по апрель 2017-го я была командиром минометного расчета на Дуге.

В апреле 54-ю вывели на полигон, началась имитация учений и всплыла масса проблем. Впрочем, главной из них для нас стало то, что коллектив добробатовцев в составе 54-й бригады (людей, которые переходили в 54-ю и подписывали с ним контракт при условии, что все мы будем вместе) уже не просто дальше разбросали по бригаде, а решили перевести в шесть разных бригад.

Это было простой местью за нежелание молчать. Говорить и рассказывать об этом можно долго, но временами плохое уже хочется просто забыть.

В результате всех "усилий" командования 54-й ОМБр более чем 20-теро из нас объявили бессрочную голодовку. И победили. С недавних пор мы все вместе – в зоне АТО в рядах 46-го отдельного батальона спецназначения "Донбасс-Украина". На ноль еще не вышли, но очень того ждем. Ну, и мне опять обещают дать АГС. И хорошо. Я по нему соскучилась.

- Ваша история с судом уже начинает обрастать мифами и легендами. Расскажите, как все было на самом деле.

- Все было очень просто. 54-ю бригаду вывели с фронта на полигон. Нормальных учений там не было. Человеческих условий проживания тоже (если я понимаю ради чего нужно терпеть неудобства на фронте, то какой смысл мучаться зря, ничего не делая в Харьковской области месяцами – понятия не имею).

Дважды я пыталась легально перевестись обратно на войну, в другие подразделения, чтобы не тратить время. Командование навстречу не пошло. Другого способа легально решить проблему я так и не увидела. В конце концов не выдержала и просто уехала на войну – и это было "самовольное оставление части".

Была под Авдеевкой на позиции на нуле. Работала по тогдашней специальности – минометчиком. Ни для кого ни секрет, что бригады недоукомплектованы, на фронте всегда не хватает людей...

В конце концов, включила голову, поняла, что просто сбежать – тоже не выход. Поэтому вернулась на полигон с очередными бумагами на перевод – согласии командования одного из разведбатов в зоне АТО принять меня на должность командира миномета. В армии это называют "отношением" – это стандартное основание для перевода. Но меня и туда не перевели...

Относительно самовольного оставления части был суд. Не имела ни времени, ни вдохновения доказывать, что не нарушала присягу и не избегала службы, а воевала, пока на полигоне никто ничего не делал. Поэтому просто собрала множество рекомендаций людей, которые меня знают, и доказательства того, что 54-ю я неоднократно пыталась оставить не нарушая закон. К тому же, у меня был отличный адвокат.

Обошлось штрафом. И мы все равно перевелись на фронт, в конце концов – я уже рассказала вам как... Путем голодания.

- Из собственного опыта можете назвать различие между добробатами и ВСУ? В плане дисциплины, знания военного дела.

- Можно говорить и о присущем добробатам умении бойцов работать с разным вооружением, а не исключительно с той железкой, которая закреплена за тобой в соответствии с должностью. И о том, что в добробатах не процветает бюрократия. И о мотивации бойцов...

Но, как по мне, главное то, что в добробатах меньше армейского идиотизма..., если говорить цензурно. Вроде двухчасовых строений по схеме "вся бригада постоит построенная на солнце, пока комбриг под деревом о чем-то трындит с командирами, а потом прозвучит команда разойтись" – они же не могут отдельно на совещание собраться.

- Как чувствует себя женщина на войне? Физически, морально... Как ведут себя мужчины в отношении женщин на войне?

- Так же, как и любой мужчина- если женщина не привыкла ныть, что она бедная-несчастная-больная и не рассчитывает, что за нее кто будет делать ее работу (хотя никто не мешал ей идти работать в штаб или, при наличии умений или желания учиться – медиком) , а она просто будет украшать собой батальон.

Я не вижу существенной разницы, если речь о адекватных людях. И ее в идеале и быть не должно. С предвзятым отношением со стороны мужчин обычно сталкиваешься в самом начале, когда еще не имеешь опыта. Очень трудно переломить ситуацию в этот момент, попасть не за стол с бумажками, а на "ноль", и этот опыт получить. Многим это сделать не удается. Но если удалось – дальше проблем не возникнет.

- В прошлом году у Вас вышла книга "Жизнь P. S.", все средства от продажи которой пошли на помощь раненым бойцам. О чем она?

- Это мой дневник. Первую запись я сделала в день, когда на шахте "Бутовка", где мы вместе воевали в составе 93-й ОМБр, погиб мой любимый, сапер Анатолий Гаркавенко. Последнюю запись я сделала на 40 дней. Это письма к нему, в первую очередь. О войне с ним, и о войне без него. Обо всем на свете.

- Оправдало ли Ваши ожидания количество проданных экземпляров?

- Тираж был скромный – 1000 экземпляров. Издательство "Темпора". Пока книга была в наличии, была в топе продаж книжного магазина "Є". Весь тираж разошелся буквально за месяц. Деньги от продажи все ушли на лечение "Ангела" – моего побратима, который потерял обе ноги на Светлодарской дуге летом прошлого года.

Надо печатать еще, но у меня нет возможности этим нормально заняться пока...

- Вы как-то написали, что "нас откровенно сливают". После нескольких лет на войне у Вас до сих пор такое впечатление, или что-то изменилось?

- Можно я просто процитирую свой "любимый" приказ одного из комбатов 93-й? "Огонь не открывать, пока не будет "200-х". Хотя, конечно, не все командиры такие, не все так буквально воспринимают указания сверху и не все согласны выполнять их, если они абсурдны.

- Как относятся военные к тому, что официальные представители (штабисты, пресс-центр) не сообщают об успехах нашей армии людям?

- Успехи нашей армии обычно являются нарушением "Минских договоренностей". Поэтому и слышим мы об этом, обычно, не от официальных лиц. При созданных ныне условиях для нас в армии не может быть легальных успехов. Но люди все равно узнают о таком от волонтеров и военных...

Я бы в первую очередь сделала возможным освещение проблем ВСУ. Потому что когда солдата кормят дерьмом, а он боится об этом сказать вслух, потому что его за это накажут – изменений к лучшему не будет. И дерьмом его будут кормить дальше, и никто не ответит ни за хищение продуктов, ни за нарушение санитарных норм.

- Есть ли у Вас собственное видение того, как и когда должна закончиться эта война?

- Уже нет. Честно, не знаю. Чтобы это не длилось вечно и не выглядело так же, как сейчас, должен быть какой-то переломный момент. Должно что-то произойти. А это непредсказуемо.