Военный журналист Рунец о ситуации на Донбассе, выбитые зубы и взаимодействие с военными

Владимир Рунец – 34-летний украинский журналист, корреспондент телеканала "24 Канал". Освещает ход событий на Востоке Украины с самого начала сепаратистских волнений в марте 2014-го года. В процессе работы регулярно бывает в зоне проведения АТО.

- Владимир, как давно ты освещаешь ход войны на Востоке Украины? Как все началось для тебя?

- Я начал освещать эти процессы с самого начала, когда заканчивались печально известные события в Крыму и начались пророссийские выступления на Донбассе. И сразу я, работая продюсером на одну из западноевропейских телекомпаний, начал ездить на Восток, потому что было понятно, что это – следующая точка, куда ударит Россия.

Сначала я был на митингах, на которых избили украинских активистов. Их было несколько: первый был показательно мирным, с правоохранителями которые еще на тот момент не показывали своей пророссийской ориентации. А вот второй и третий митинги прошли совсем не мирно. Правоохранители намеренно разомкнули кольцо, в котором находилась проукраинская толпа, туда ворвались пророссийские титушки и начался ад. Челюсти летели по асфальту, зубы выбитые лежали буквально повсюду, арматурой ломали конечности, догоняли раненых и добивали. Люди не успевали даже добежать до автобусов и автомобилей, чтобы спрятаться там.

Потом мы снимали то, как началась травля проукраински настроенных дончан. Как невыносимо стало жить людям, которые пытались быть патриотами в тех рамках, в которых могли. Потому что те бандиты, а это были настоящие бандформирования, вооруженные ходили по улицам, отлавливали людей с украинской символикой, запугивали их, похищали... Подавляющее большинство их было из местного маргинеса, которым очевидно руководили какие-то спецслужбы, а часть приехала из России.

Очень трудно было работать, потому что все было с их стороны очень профессионально организовано. Как только мы начинали репортажи, нас сразу окружали "правильные" люди, которые давали "правильные" месседжи. А поскольку ты во времени ограничен (специфика жанра), то это создавало значительные препятствия. Конечно, мы на это не велись, пытались разбираться в ситуации, говорили, что эти митинги не выглядят полностью спонтанными, что это не совсем отражает настроения населения, что даже те пророссийские настроения искусственно подогревались специально завезенными туда людьми.

Потом мы освещали митинг, во время которого произошел окончательный захват Донецкой ОГА. Меня тогда избили буквально в прямом эфире. Я делал прямое включение по телефону и на меня напали, потому что я говорил на украинском языке. У меня тогда украли кофр от камеры, шлем, и в прямом эфире отобрали телефон и начали меня колотить.

Потом начался Славянск и Краматорск, начали сбивать наши вертолеты. Но мы не работали с российскими военными – мы работали с гражданским населением. Даже захват админзданий, захват военной техники и т. д. мы фиксировали, находясь на улице как обычные граждане. Это уже потом пошли так называемые аккредитации.

- С того времени, где именно ты побывал?

- Если взять линию фронта от Мариуполя до Счастья, то нет такого места, где бы я не работал.

- У тебя довольно непростая история взаимодействия с военными...

- У меня прекрасное взаимодействие с военными. Никаких конфликтов с украинскими военными у меня не было. Я очень люблю наших военных, потому что благодаря им я спокойно живу в Киеве и имею возможность выполнять свои обязанности за рубежом. Благодаря им моя мама в Одессе чувствует себя в безопасности. Но надо понимать, что украинская армия – это как живой организм, и в ней, как в каждом организме, есть как хорошие бактерии, так и плохие. Как и в любом социуме там есть как хорошие люди, так и плохие. И если мне приходится критиковать украинскую армию, то я это делаю и я буду это делать. Потому что мы не идеальны и нельзя искажать реальность и показывать ее только с той стороны, с какой мы бы хотели ее видеть. Потому что если мы хотим видеть ее идеальной, то надо показывать ее недостатки и менять ее до идеального состояния.

Например, был случай, когда один из командиров подстрелил двух механиков-танкистов. Мы делали об этом сюжет, мы показывали, что так не должно быть. Что там, где есть место оружию, не должно быть места алкоголю.

- Но ты был одним из инициаторов журналистского флешмоба-протеста против ограничений со стороны руководства штаба АТО по освещению новостей на Донбассе.

- Да. В определенный момент определенные люди почему-то решили, что они могут скармливать нам "фуфло". Было ряд историй. Я работал тогда в Мариуполе и оказалось, что идет определенная разница по жертвам. Генштаб сказал одно, мы сказали другое, потому что нам удалось отыскать другую информацию и мы ее дали со ссылкой на источники. Это не понравилось пресс-офицеру штаба Сектора и он сказал: "Все, для тебя здесь работы не будет, езжай отсюда". И действительно, наша съемочная группа переехала в другой Сектор и мы доработали свою командировку.

Но в Киев я приехал в довольно подавленном состоянии. Потом пошла эта информация о мертвой лисичке – когда штаб Сектора заявил о 100 заминированных трупах в Широкином. Понятно, что такая информация вызвала возмущение и на место происшествия поехали группы специально отобранных журналистов, но трупов там не было. Для того чтобы понять: 100 трупов – это три железнодорожных вагона должно быть. В конце концов, пресс-секретарь сказал: "Трупов нет, но есть мертвая лисичка".

Это было пределом. Мы, журналисты, согласны не показывать расположение наших военных частей, мы согласны не выдавать позиции наших бойцов, если это нужно для их безопасности, мы согласны не выдавать еще какую-то информацию, которая может граничить с определенной тайной. Это понятно. Но давать нам откровенную дезинформацию, чтобы мы ее подавали как действительность – это уж извините!

Так вот, под впечатлением этого всего мы с Наташею Нагорной, поговорив по телефону, сделали этот флешмоб: выложили свои АТОшные пресс-карты в Фейсбук и написали пост, содержания: "Все! Задалбали! Не будем!". Очень много людей нас сразу поддержали, и оно как-то завертелось. А уже на следующий день мы встречались с представителями разведки, Генерального штаба, СБУ и Министерства обороны. Они с нами говорили и они таки нас услышали. Сейчас (прошел почти год. Р.Р.) работать в зоне АТО очень комфортно. По крайней мере, мне. Хотя, конечно, идеальных условий не бывает.

- Есть журналисты, которые боятся ехать в АТО, а есть такие, которые наоборот – очень этого хотят. Откуда такое желание?

- У меня никогда не было желания быть военным корреспондентом – оно как-то так сложилось. Эти все события начались, когда мы были там – снимали митинги. И пошло по нарастающей. А потом пришло осознание, что человек, который работает на новостях, должна освещать то, что является самым важным. Сегодня я не вижу ничего важнее в Украине, чем эта война. Я понимаю, что есть коррупция и что это очень важная составляющая, есть предатели определенные, которых тоже нужно выявлять, их показывать и делать о них репортажи. Я это понимаю. Но я считаю, что сегодня главные новости, к сожалению, на Донбассе.

- Какие настроения у местного населения на Донбассе наблюдаешь ты? Как они менялись в течение лет войны?

- Визуально ситуация изменилась. С самого начала на Донбассе было очень много патриотов, которые готовы были получить арматурой по челюсти и стать калекой на всю жизнь, но они выходили показывать, что они украинцы. В силу определенных обстоятельств они вынуждены были выехать из Донбасса, но затем вернулись на освобожденные территории и сейчас там живут. Кое-где живут под постоянными обстрелами, но они знают, что это их дом, и что они – украинцы. Но очень много было и таких, которые готовы были снять флаги и предать. Так вот, сейчас они просто притихли – это мое субъективное впечатление. С возвращением их городов и сел под контроль Украины, они просто перекрасились, поэтому сейчас им так удобнее. И я не знаю, что с этим надо делать.

Но "Русская весна" там пока невозможна, потому что во многих населенных пунктах не отремонтированы до сих пор дома и они постоянно напоминают – что такое война и что к ней привело. Но проблема в том, что у этих людей на оккупированной территории живут родственники и они постоянно промывают им мозги той пропагандой, которую там распространяют.

Что касается жителей оккупированной территории, то я могу делать определенные выводы на основе той информации, которая ко мне поступает оттуда. Есть КПВВ, где можно работать, и где много людей, которые постоянно или заезжают в Украину, или выезжают из нее. Так вот, если говорить о "средней температуре по больнице", то они ментально живут на России. Они пользуются рублями, они живут по московскому времени, они ненавидят все украинское. "Наши" для них – это ДНРовцы, а "ваши" – это украинская армия.

- Бытует мнение, что чем больше прослойка российскоязычного населения в регионе, тем больше вероятность там сепаратистских настроений. Ты ее разделяешь?

- По моему мнению, сепаратизм на Донбассе стал возможен из-за этой "раковой опухоли", которая сформировалась в Киеве, а не на Донбассе. Потому что спецслужбы фактически ничем не занимались, кроме как крышеванием каких-то бизнес-интересов и наркопотоков. Потому что еще в 2010-м году Янукович подписал Харьковские соглашения, по которым катастрофически увеличили численность военного контингента в Крыму. Из-за того, что границу никто не контролировал. Давайте не забывать, как заходила первая российская техника: коррумпированные пограничники просто пропускали колонны с танками и БТРами, получая за это определенную плату.

Относительно языкового вопроса... Я практически вырос в Горловке. У меня украиноязычная бабушка жила в Горловке на полностью российскоязычной улице. Но сейчас Горловка – это худший очаг сепаратизма. Это какая-то искусственная республика в искусственной республике – зло из зла. Я родился и вырос в Одессе, у меня там много рроссийскоязычных друзей, но они не меньшие патриоты, чем сами украиноязычные украиномовцы. Посмотрите на российскоязычный Днепр, где в свое время были сепаратистские выступления, но где сейчас самый большой градус патриотизма. Посмотрите в Киеве сколько российскоязычного населения. Не надо определять патриотизм по языковому признаку. Я знаю на Донбассе много российскоязычных коллаборационистов. Конечно, языковой фактор был использован, но это был такой мизер на фоне всего остального...

Сейчас сепаратистов лучше идентифицировать не по языковому признаку, а по отношению к войне. Если во время войны человек говорит: "Я за мир" – то это потенциальный сепаратист.

- А что ты думаешь об информационной политике нашего государства?

- У нас государство настолько коммунистический ребенок, что он просто мочится в постель в памперсы, когда его начинают критиковать. Он все еще не осознает, что свобода слова помогает государству развиваться. А у нас государственные мужи боятся общаться с прессой. Они все еще боятся паблисити, которого они не должны бояться. Они все еще позволяют себе обвинять журналистов в том, что их спрашивают о неудобных для них вещях. Они имеют армии ручных Фкйсбук-троллей, которые атакуют тех, кто критикует "хозяина". Зачем они тратят мои налоги на этих троллей, если я все равно на них не ведусь?

Но мы это изменим рано или поздно. Меняться должен каждый из нас. Каждый из нас должен понять, что гречка, политая маслом и сгущенкой, не дает нам хороший парламент, правительство и президента. Гречка, политая маслом и сгущенкой в головах – это плохо. Надо бороться за идеи. Народный депутат не должен строить детские площадки или дорогу. Народный депутат должен строить государственную политику. Так же, как и министры, так же, как и президент. Ну не должен президент ехать и дарить для Донбасса 60 карет скорой помощи. Ну это же смешно: президент дарит налогоплательщикам машины скорой помощи, приобретенные за деньги этих налогоплательщиков.

Вот пока люди будут бороться за гречку, а не за идеи, пока по телевизору будут показывать, как чиновники дарят плательщикам налогов скорые помощи, пока люди будут "хавать" то, что им по телевизору показывают – информационная политика у нас будет неправильной.

У нас не очень хорошая сейчас информационная политика. Вследствие нашей информационной политики у людей в голове кисель. У нас на освобожденном Донбассе до сих пор можно увидеть "Оплот-ТВ", "Новороссия-ТВ", зато в оккупированном Донецке увидеть что-то хорошее проукраинское невозможно. Мы пытаемся запретить российские каналы? Это смешно! Заходишь в интернет на "1-й Канал Россия" и все смотришь. Надо не запрещать, а создавать качественную альтернативу.

Кстати, в этом еще одна опасность. Если государство начинает что-то запрещать, то впоследствии оно может любого за что угодно назвать предателем, подогнать его под какие-то определенные признаки и также запретить.

Информационная политика государства должна быть направлена на создание в государстве общественных медиа. Хорошим примером может служить Дания, где действует лучшая на мой взгляд модель общественных медиа. Там нет рекламы, нет олигархов, которые стоят за телеканалами, но там есть отдельный налог, из которого финансируются общественные медиа. Потому что за информацию надо платить, и нам в Украине пора уже это понимать и привыкать к этому. Ведь все стоит денег: камеры, спутники, кабели... люди, которые создают контент, элементарно хотят кушать и отдыхать. Поэтому когда у нас рассказывают, что с Первого национального сделаем UA:Первый и он будет общественным медиа, то это абсурд. Он не должен быть подконтрольным государству.

- Насколько целесообразно, по твоему мнению, существование Министерства информационной политики?

- Как только Министерство информационной политики появилось, я написал в Фейсбуке, что это "Потемкинская деревня". Там есть люди, которых я уважаю, как людей, но я не понимаю их функций, как чиновников. Я не понимаю сути существования этого министерства, так же как и спорта, культуры и некоторых других министерств.

- Твое отношение к проекту "Миротворец" и тех вещей, которые имели место из-за непосредственной деятельности этого ресурса?

- К "Миротворцу", как к проекту, у меня хорошее отношение. Это общественная инициатива, которая должна выявлять определенные настроения, аккумулировать их и представлять в систематизированном виде. Власть слепа. Люди на местах знают больше. Кроме того, это волонтерская инициатива, которая государству не стоит ничего и которая дает сухие выдержки, которые вполне может использовать СБУ и копать уже не в полном информационном пространстве, а в конкретном месте, где есть проблема. Это очень хороший маркер, флажок, который поднимается там, где есть какая-то проблема.

Но то, что "Миротворец" используют для грязных политтехнологий – это плохо. Имею в виду их поступок с базой данных журналистов, аккредитованных в "Л-ДНР". Вот не понимаю – для чего это было сделано? Во-первых, мой номер телефона, электронную почту и подобные вещи можно легко и так найти – XXI век на дворе.

Во-вторых, ну выложили – и что? Что это дало? Если бы они передали этот список СБУ – окей. Но СБУ и так знала эту информацию, потому что в СБУ берется специальное разрешение для пересечения границы. Мало того, СБУ не просто знает журналистов из того списка – СБУ еще и контролирует их, потому что эти люди могут что-то провезти оттуда, либо туда. Среди журналистов есть хорошие и есть плохие. Журналистов также надо проверять и СБУ этим занимается. Ну ладно, возможно в этом списке есть люди, которые по определенным причинам отсутствуют в базе СБУ – отдайте этот список им и этим вы действительно помогли бы. Но зачем выкладывать это в сеть? Ну моя фамилия там есть, и что? Я этого не скрываю, но кому эта информация может быть интересной?

Ну и их поведение после того случая, мягко говоря, странное: "Миротворец" сам себя закрыл, потом сам себя открыл. Хотя никто же не требовал его закрытия.

- Много дискуссий ведется вокруг тех аккредитаций со стороны "ДНР" и "ЛНР". Вас даже называют предателями...

- Да, люди дискутируют на тему: имели ли мы право это делать, не имели. Но почему-то никто не вспоминает, что удалось сделать благодаря тем, так называемым, акредитациям. Лично я делал свою работу. Я делал ее честно и мне не стыдно за то, что я ее делал. Много раз я, рискуя своей жизнью, включался в прямой эфир по телефону, просил чтобы давали только мой голос, и инкогнито (по причинам безопасности не называли мое имя) делал репортажи для одного из крупнейших телеканалов Украины. Я закрывался в гостиничном номере, или в автомобиле, выходил на связь и рассказывал о том, что на самом деле происходило на той территории.

Вообще, ситуация тогда, в 2014-м году, была такой, что любая информация с Донбасса имела значения. Люди ждали эту информацию. И даже те, кто теперь говорит, что так нельзя, сами же тогда пользовались этой информацией. Когда я находился на оккупированной территории, то думал лишь о том, что надо как можно больше информации передать на нашу сторону как можно больше видео перегнать украинским телеканалам. Работая на западноевропейскую телекомпанию, я параллельно снимал на планшет или на телефон и отдавал украинским телеканалам все, что мог отдать – что не принадлежало моему работодателю. Много телеканалов брали и делали из того телесюжеты об АТО и все было нормально. А сейчас начинают пафосно кричать о патриотизме, что я едва не предатель Украины.

Если речь идет о работе журналиста, то надо смотреть прежде всего на работу журналиста, а не на что-то другое. Если мне нужно отснять сюжет или взять интервью у кого-то, то мне не обязательно должен нравиться и человек. И даже в Киеве то же самое. Например, есть у меня аккредитация нашей Верховной Рады, она суперлегитимная, суперправильная, но... Там ходит живой Вилкул, там ходит живой Кивалов, который строил "Русскую весну" в Одессе, там Киссе ходит... Да, возможно нет достаточно доказательств для того, чтобы привлечь их к ответственности, нет на то политической воли, но все же мы знаем, что они мало чем отличаются от Ахметова и Ефремова. Что мне теперь, не снимать сюжеты из Верховной Рады? Наоборот! Надо снимать и показывать, "что бы дурь каждого видна была". Я так считаю.

Я уважительно отношусь к нашему Министру обороны и к Президенту, но я буду их критиковать за их недостатки и от этого меньшим патриотом я не стану. Потому что моя работа – находить и показывать недостатки в их работе. Показывать обществу, что где-то что-то не так, что что-то нужно менять, возможно в сознании. Более того, наше общество тоже надо критиковать, иначе оно просто расслабится и никогда не станет гражданским.

- У террористов есть альтернатива "Миротворца" – "Трибунал" называется. Стоит ли его бояться?

- Кстати, меня там нет и это меня на самом деле раздражает. Два с половиной года работаешь, работаешь – а сепары тебя так и не отметили. Насчет бояться – то это смешно. Если кого-то хотят убить, то это сделают, независимо от списков "Трибунала". Как это с Павлом Шереметом произошло.

- И напоследок, что можешь рассказать о родной Одессе? Как там народные настроения меняются?

- Одесса – это Украина. Одесса это показала и доказала. Мы можем по-разному относиться к разным вещам, например к событиям 2-го мая. Кое-кто в Одессе кричит, что это была вселенская трагедия, некоторые – что это очищение кровью. Я не хочу давать свою оценку, но я убежден, что без тех событий ситуация в Одессе была бы намного кровавее и мы бы с большой долей вероятности имели бы сейчас в Одессе то, что имеем на Донбассе.

Сейчас же в Одессе гораздо лучшие настроения. Так же, как они лучшие в Днепре, так же, как они лучшие в Запорожье, где ситуация была очень сложной в  свое временя.