Диалог с петлей на шее: Как Путин использует Приднестровье для давления на Украину

Намеки на то, что Молдова и Приднестровье вернутся к давним, но до сих пор совершенно безрезультатным попыткам урегулировать конфликт, всплывали в информационном пространстве еще в конце прошлого года. В частности, в декабре президент самопровозглашенной республики Вадим Красносельский предложил Кишиневу срочно начать переговоры о путях преодоления конфликта. Предложение энергично поддержали в Кремле — где оно, наверное, и было сформулировано и передано марионеточному лидеру для озвучивания. Тогда молдавские чиновники заявили, что никаких официальных предложений не получали и, казалось, отложили российские требования в долгий ящик.

Впрочем, вчера все изменилось. В Кишиневе был назначен новый вице-премьер по вопросам реинтеграции (эта должность оставалась вакантной в течение нескольких месяцев). При этом в Молдове не исключают, что переговоры с Приднестровьем, конечно, с "модерацией" Кремля, начнутся уже в ближайшие дни.

В этом месте возникает логичный вопрос: почему президент страны Майя Санду и премьер Наталья Гаврилица согласились начать переговорный процесс, предложения по которому еще месяц назад предпочитали игнорировать?

Ответ на этот вопрос очевиден. Ситуация со снабжением и оплатой российского газа в Молдове сложилась критическая. Практически ежемесячно в районе 20 числа возникает реальная угроза, что российский "Газпром" перекроет вентили – в прямом, а не фигуральном смысле. Из-за газового кризиса в стране с сегодняшнего дня действует чрезвычайное положение. Перспективы "дотянуть" ситуацию при существующем уровне цен на газ до весны кажутся достаточно противоречивыми.

При таких обстоятельствах Россия может и будет давить на Кишинев, принуждая к переговорам с Тирасполем. Одной из целей такого давления будет полное или хотя бы частичное признание Молдовой долгов за газ, которые Приднестровье наделало перед "Газпромом" за весь период своего существования. Но эта цель для Кремля побочная и мелкая.

Главная же цель всего действа — это продемонстрировать миру тот факт, что Кишинев может разговаривать со своими пророссийскими сепаратистами напрямую, а вот Киев — отказывается. Поэтому на границе Молдовы и Приднестровья тихо, а вот на линии столкновения на востоке Украины стреляют.

Конечно, переговоры между Молдовой и Приднестровьем вряд ли закончатся каким-нибудь "прорывом". У власти в Кишиневе уже не Додон, более 60% граждан Молдовы поддерживают курс на евроинтеграцию, действующие политические элиты носят выраженный прозападный характер. В конце концов, даже свеженазначенный вице-премьер по вопросам реинтеграции, Олег Серебрян, является последовательным "унионистом", то есть сторонником объединения Молдовы с Румынией. В таких условиях шансы на возвращение Молдовы в "русский мир" в обмен на возвращение Приднестровья выглядят крайне неубедительными. А на других условиях никто Кишиневу Тирасполь не отдаст. Но в том, что предстоящие переговоры будут использованы Россией в качестве аргумента в пользу необходимости принуждать Киев к прямому диалогу с боевиками, сомнений нет.

Что, с одной стороны, не очень радует. Но, с другой, дает надежду на то, что, развивая интригу с Молдовой, Россия готовится к дипломатическим, а не окопным битвам за Донбасс.

Кроме того, история с Молдовой еще раз дает Украине еще один практический урок. Любая зависимость от России является потенциальной угрозой национальной безопасности. Конечно, мы не покупаем газ напрямую от "Газпрома" — хотя проблемы в этой сфере тоже есть. Но, например, колоссальная зависимость Украины от белорусских продуктов нефтепереработки может закончиться точно так же. Где-то за месяц до посевной их экспорт прекратится. До начала "диалога" Киева с "народом Донбасса". Желая сохранить независимость в принятии внешнеполитических решений, никогда не стоит забывать о токсичности российских (а с недавнего времени и белорусских) энергетических ресурсов.