Влад Якушев, автор "По наглой штабной морде": Самое страшное в армии – это подчиняться дураку

Основные источники этих идиотизмов – многочисленные проверяющие, которые приезжают с тыла в боевые части и цепляются к чему угодно: от цвета ногтей бухгалтера к углу, под которым закреплен багор на противопожарном стенде. В результате несколько военных лишены премии, на подразделении вместо помощи из Киева – новые красивые стенды, а проверка возвращается писать отчет о устраненных недостатках. Боеспособность подразделения от этого действительно повышается – ибо желание убивать усиливается в разы.

После очередной такой проверки Влад Якушев и написал свою знаменитую статью "По наглой штабной морде" о том, как проводятся и во что выливаются недобросовестные проверки боевых частей. Он призвал военных уведомлять его о неадекватном поведении проверяющих и пообещал последним, если они не угомонятся, то через полгода начнут становиться звездами Интернета.

Якушев - экс-начальник пресс-службы 14-й отдельной механизированной бригады ОК "Запад", лейтенант, а в гражданской жизни – въедливый журналист. Он попал на войну в пятой волне, мог стать командиром разведвзвода, но пресс-служба "отбила" его у разведки в свои ряды.

"А-а, твою мать, я тебе дам спецназ. Ты что, не понимаешь, что мы проигрываем информационную войну к чертовой матери?", – обругал Влада по телефону руководитель пресс-службы ОК "Запад" Анатолий Прошин, и журналист превратился в пресс-офицера. Служил на передовой, вместе со всеми воевал, возил журналистов, писал статьи и отстаивал права военных.

Прослужив почти два года Влад демобилизировался, вернулся к журналистике, но от своего обещания освещать каждую "наглу штабную морду" не отступил. Журналисту Depo.ru он рассказал, что изменилось за это время, научились ли простые бойцы бороться с обнаглевшими, почему проверки стали такими, как есть, и как это можно было бы изменить.

- Когда Вы впервые столкнулись с проверками? Что это было?

- Мы уже находились в АТО, я дежурил по КП роты: передо мной - рации и две камеры, одна впереди домика, вторая сзади. Возле меня сидит СанСаныч, замполит роты в растянутой майке и ест борщ. У него позывной "Ураган" и он ест с такой силой, что разлетаются брызги.

Начинается бой, гремит над крышей. К нам забегают трое в касках-брониках, с нашими шевронами. Я их не знаю, поэтому беру пистолет и навожу на первого из них. Они представляются: психологи из Киева с проверкой, мол, если у вас есть кто-то, у кого неадекватное поведение и нужна помощь, так вот мы здесь.

То что они хотели помочь – это нормально, потому что действительно психологическая поддержка нужна людям.

И вот они сидят в углу, я уже убрал пистолет, они спрашивают: "А что это у вас, бой?".

СанСаныч, не отрываясь от борща, отвечает: "Валят".

"А что, у вас так каждый день?", - снова спрашивают они. Саныч снова отвечает: "Да, ночью еще хуже".

"А есть у вас кто-то с неадекватным поведением?", - продолжают психологи. СанСаныч говорит, мол, ну посидите, сейчас стрелять перестанут, пройдемся, я вам пару индивидов покажу. И тут из летней кухни, через двор, который везде простреливается (я вижу по камерам, и они видят по камерам) идет Миша-повар. Он идет с огромным кружкой холодного кофе, черной, как деготь. Мимо него стреляют, а он идет. Заходит к нам и, не обращая внимания на тех трех, обращается к СанСанычу с вопросом, где к черту подевались все ложки, нечем кофе перемешать. СанСаныч втыкает ему свою ложку в кофе, громко мешает и продолжает есть борщ. Миша усаживается рядом и начинает пить кофе.

Закончили стрелять, те офицеры поднялись, сказали: "Спасибо, до свидания". Больше они никуда не поехали, а нам позвонил комбат: "Придурки, что вы там уже натворили? Приезжала комиссия психологов, сказали – этот ВОП снимайте полностью, они все неадекватные". Это была такая наша первая проверка.

На передовой все нормально, потому что понимают, что здесь не до этого. Беда от проверок - это когда, например, вывели людей из АТО на полигон. Вот как на примере нашей бригады: палатки сделали, вода есть, свет, подвезли дрова, есть на чем готовить кушать. Ну, вроде все хорошо и все довольны, думают, мы тут немножко отдохнем, переформатуемся, наберем новых людей и поедем обратно воевать.

Приезжает из оперативного командования проверка – расспросили, чего в нас не хватает, устраивает ли. Мы думаем: какие адекватные люди!

И тут приезжает проверка из Киева и начинается: "А почему нет стенда противопожарной безопасности?". Командир бригады эту проверку под руки и пить какой-то коньяк с цыплятами, народ сбивается с ног, делает стенд, вешает лопатки и багры. Проверка смотрит и выносит приговор: "А у вас багры не под тем углом висят, мы вам сейчас недостатки напишем. И почему нет информирования? (доски информирования, где размещаются новости, - ред). Интернета ни у кого нет, печатать – бумагу купи за свои деньги, да и кому оно надо вообще? Ну ок, распечатали, повесили. Приходят снова: "Вот у вас два стенда, а один - на два сантиметра выше другого..." Ну, вы понимаете – они приехали и должны найти какие-то недостатки, потому что если не найдут, с них спросят, чего они ездили и зачем они вообще нужны. И это худшее, что может быть – люди, которые приехали из АТО, хотят отдохнуть, не надо их замахивать идиотизмом.

А то наших танкистов на 40 километров отвели, согласно Минским соглашениям, приехала проверка и говорят: "А чего у вас на танках снег?" Ну, потому что он... идет. "Так, снять", - говорят.

"Вы понимаете, если снег снять, их на поле белом будет видно", - отвечаем.

"Накрыть маскировочной сеткой. Нет? А волонтеры вам зачем?", - добавляют.

- Как это еще плац не сказали выкопать и залить асфальтом...

- Такого не было, но был вопрос, почему грязь. "Вот почему в танковом батальоне грязь?". Потому что танк проехал, сорок тонн. "А что, нельзя взять лопаты, грабли и разровнять за ним?". Это лес – что разравнивать? Он проехал туда, через 40 минут поедет обратно, и кому это к черту мешает.

Вот к таким проверяющим я и обещал доколупываться. Я сейчас, грубо говоря, никто, но могу жизнь испортить: рыть и писать, что такой-то военнослужащий – дебил, потому что он задает глупые задачи, задает глупые вопросы и ему не место в армии.

- Возможно, он даже разваливает армию, потому что из-за такого отношения нормальные военные и не хотят служить, увольняются...

- Да, разваливает армию. Мы когда выходили из зоны АТО, 80% личного состава готовы были подписать контракт. Когда начали мухлевать с деньгами, начался этот идиотизм с проверками, люди начали увольняться. Они говорили: мы готовы служить, но не готовы играть в цирке. Мой дедушка был кадровым военным, он нас с отцом предостерегал связывать жизнь с армией, потому что есть вероятность попасть к руководителю-дураку, а самое страшное в армии – это подчиняться дураку.

- Почему так трудно идут все изменения? Их же так много военных желают и готовы работать

- Много штабных офицеров пришли в армию в конце 90-х - начале 2000-х, когда все понимали, что полный развал, и можно безнаказанно воровать и еще и сделать карьеру. Когда началась война, они уже были в руководителях, и надо было не имитировать процесс службы, а делать по-настоящему. А чтобы делать все по-настоящему, надо, во-первых, уметь, а во-вторых, действительно делать. А хочется сидеть на заднице ровно и получать деньги.

Как тогда создать видимость работы? Штаты раздуты ужасно, надо, значит, проводить какие-то проверки, выезды, сделать 48 директив к выполнению и отправить в войска. Командир подразделения получает три листа того, что он должен сделать, кроме того, что он должен воевать, зовет своего замполита: на, делай ответ какой-то. И начинают лепить ответ, что приняты такие-то меры. Это все едет обратно, там формируют отчет, что по нашим реакциям сделано то-то и то-то, вот, какие мы молодцы, спасибо за медаль, служу народу Украины.

- Какими должны быть проверки в боевых частях, чтобы они приносили пользу, а не разваливали подразделение?

- Проверка должна приезжать и спрашивать, какая нужна помощь. Опять же, приезжала проверка – замполиты...

- Это зампоросы? (зам по работе с личным составом )

- Да. У нас смеялись - "зам по работе с личным составом". Потому что так относились к людям. Проверка приехала, спрашивают, что у нас не так, какие потребности. Наш замполит ротный СанСаныч начинает перечислять нужды. Они пьют кофе и его слушают. Саныч говорит: "Вы, может, хоть блокнот бы достали для вида, что-то записали?". Кто-то достал блокнот. Саныч, понимая, что что-то не так, спрашивает: "А как вы будете эти вопросы решать?" Они говорят: "Сделаем отчет с нашей поездки, передадим куда надо, там его рассмотрят и примут решение".

Пока это произойдет, пройдет несколько месяцев, если вообще захотят этим заниматься.

И еще в чем проблема – хороший командир для них тот, которому ничего не надо. У него например не стреляет беха, а он не просит запчасти. Иначе проверка потом сажет комбригу: "Что ты за командир такой, частей не можешь достать? Ты знаешь, что у министерства нет. А зачем тебе волонтеры?" И комбриг соответственно звонит комбату и скажет: "Идиот, зачем ты вообще этот вопрос поднимал, я теперь козел отпущения".

В одной из бригад (я не буду называть, потому как тот проверяющий успокоился) проверяли женщин на наличие маникюра. Длинные ногти - срезать, яркий лак – смыть. Это в глубоком тылу. Сидит в бухгалтерии девочка. Ну кому плохо, что она хорошо выглядит, она же делает свою работу. Ан нет, мы ей выговор влепим и премии снимем 20%.

Еще был случай: приходит распоряжение "с целью лучшего освещения боевого пути бригад сделать в Фейсбуке страницы бригад и адекватно подавать информацию". Пресс-офицеры сказали: "Яволь!" Создали страницы и начали на них дописывать.

После этого контрразведчики, как это называется, "работнули". Они лазили в Интернете и нашли страницу какой-то бригады. И написали отчет, что во время поисковых действий в Интернете было найдено несанкционированную страницу бригады, на которой, возможно, разглашается информация о бригаде. Их руководство отреагировало: "Разобраться, кто ответственный, и наказать". Письмо приходит к контрразведчику бригады, тот подходит к пресс-секретарю и говорит, что он будет наказан за страницу в Фейсбуке.

- Так он же ее создал, так как получил приказ

- Ну, да, получил. А контрразведчик получил другой: пресс-офицера наказать, уничтожить страницу. В армии приказ может быть идиотский, но ты его должен выполнить.

Начинают переписываться пресс-служба и контрразведка. Оказывается, что да, распоряжение создать страницу было, но никаких нормативных документов не было, как ее создавать, поэтому за это кто-то должен понести ответственность. Кто - непонятно, потому что когда писали устав, вообще не было ни пресс-служб, ни Фейсбука.

В конце концов, страницы позволяют оставить и вести дальше. Но команда наказать также не исчезла. И если контрразведка не дожмет, чтобы наказали того пресс-офицера, то накажут их. И приходит контрразведчик, говорит мне: "Слушай, должны на тебя что-то написать, потому что у меня будет менингит". А пресс-секретарь 10-й бригады вообще к этой странице отношения не имел, это его предшественник создал. А выговор влепили ему.

- Можно представить, сколько бумаг напишут, чтобы урегулировать создание страницы на "Фейсбуке"

- Документацию надо максимально упрощать. С ротного – это человек, который непосредственно руководит боем - надо вообще бумажную работу максимально снимать, потому что у него нет времени воевать.

Не зря шутят, что у нас УБА – Украинская бумажная армия. Мы когда на подразделениях спрашивали, что им привезти, ребята говорят: с едой, с вещами все хорошо, привезите три пачки бумаги.

- Три пачки бумаги – три тысячи листов на сотню людей. Это сколько же они пишут?

- Что должен делать офицер по работе с личным составом? Общаться с личным составом, выявлять проблемы и искать, как их решить. А на самом деле он делает расследование. Что такое расследование? Был бой, ранило военнослужащего и от зампороса требуется расследовать, как он был ранен. Абсурд в чем? Рота фиксирует себе в журнале боевых действий: с такого-то по такой-то велся огонь. Медики себе фиксируют, что в такой-то день было ранение, и дают оценку: боевое – не боевое. Сопоставив эти данные, имеем полную картину того, что произошло. Так? Не так. Замполит должен написать еще 3-4 листа, сдать батальонному заму, тот - перечитать и сдать бригадному, бригадный дальше. Если на этом этапе окажется, что запятая не там стоит или что-то не в той графе, по такой же схеме все вернется назад и перерабатывай.

Вот и оказывается, что замполит сначала ночь отстоял со всеми в окопах, а потом ему и роте звонят: расход боеприпасов, потребности, "а ты расследование сделал?" И он после боя его весь день пишет. Это моральное и физическое истощение просто.

- Складывается такое впечатление, что сейчас воевать труднее, чем во Вторую мировую...

- Намного. Одной рукой стреляешь, а другой отчеты об этом заполняешь.

- В 2014 так же было?

- Тогда должна была вестись такая же документация, но была беда и на это не обращали внимания. Однако, как только ситуация стабилизировалась, об этом вспомнили. Вот у нас был ротный, у которого в 2014 году сгорело имущество под обстрелами. А он материально ответственный. И у него до сих пор отчисляют с зарплаты, потому что он не смог доказать, что оно сгорело во время боя.

2014 год многим в этом смысле отозвался.

Первые три волны мобилизации были в аду, до четвертой волны уже как-то стабилизировался фронт, было трудно, но наверное не настолько, как раньше. И тут проснулись тыловые способности: как все это заполнять, оформлять. С бумагами, люди говорят, стало еще хуже.

Я не скажу, что все плохо, есть очень много позитива. Например, раньше выводили из АТО на полигоны, в палатки – это то же самое болото, только не стреляют, а замахали проверками. А с того года начали выводить в казармы, это ППД в городе, ты можешь хоть из части выйти, на людей посмотреть. Получить культурный шок. С едой, одеждой преимущества.

- На этом фоне как-то меняется ситуация с проверками?

- Сейчас проблема проверок вроде есть, но благодаря журналистам кое-что можно изменить. Шума боятся, любой проверяющий со своими глупыми идеями понимает, что это может попасть в СМИ и будет не здорово.

Пресс-секретари в этом очень полезны. Например, звонят мне бойцы, мол, у нас такое безобразие, мы готовы говорить с журналистами. Набираю пресс-офицера оперативного командования, говорю, что планируется кипиш, но вы успеваете адекватно решить проблему до его начала. Пресс-служба может донести руководству, что будет шум. И на это реагируют

- И дают что-то?

- Дают или звонят проверяющему и говорят, чтобы не заговаривался. Это действует

- А парней не наказывают за такой "мятеж"?

- Бывает такое, что пытаются наказывать, но если человек стоит до конца, то как правило есть возможность его отстоять. Было недавно, что ротный какой-то бригады хотел получить причитающееся имущество, поднял шум, ему вкатали за это выговор. Он вышел на журналистов, об этом написали, пресс-служба довела это руководителю Сухопутных войск. Ротного вызвали, сняли выговор и выдали все, что надо. Но - это также абсурд, когда вопросами ротного должен заниматься командующий Сухопутных войск.

Сейчас пытаемся поднять вопрос: подразделение выводят на маневры в тыл, но пункт постоянной дислокации на передовой, и там остались люди, которые охраняют военный городок, ходят в наряды, а по документам вывели всех. И те люди, кто остался на передовой, не получают доплату за пребывание на передовой, при том, что работы у них еще больше. Вот это уже не руководство в Киеве. Вот это уже проблема в бригаде, потому что юристы, экономисты должны сделать миллион бумаг и физически не успевают.

Но если сократить документооборот, большое количество людей наверху, которые разгребают эти бумаги, останется без дела и его надо будет или сократить, или отправить на фронт. Поэтому идет сопротивление изнутри, чтобы ничего не упрощалась.

- С таким документооборотом и воровать, видимо, удобнее

- Ну вот боевую тысячу (которую доплачивают АТОвцу за день боевых действий, в которых он принимал участие - ред) почему не дают? Из-за этой бюрократии, и ротные, которые сначала писали на боевую тысячу, просто плюнули, потому что все равно не выдадут.

Там очень хитро сделано: когда тебя просто обстреливают - это не бой, а обстрел. Когда в тебя стреляют и ты стреляешь, но россияне не пошли в атаку - это не бой, а перестрелка. Ты можешь погибнуть, но это не бой, поэтому и боевую тысячу не дают.

Когда ты стреляешь, в тебя стреляют, они в атаку пошли и это еще все зафиксировано – это бой. Но даже если это все есть и документы завезены лично в штаб, то у тебя все равно неправильно нарисована схема боевого столкновения, потому что официально утвержденного образца, какой она должна быть, нет.

- "А у тебя тут стрелочки не такие". "

- А какие должны быть стрелочки?"

- "Неизвестно, но точно не такие, перерисовывайте".

Когда я поднял этот кипиш с боевыми тысячами, что их невозможно получить (за это Влада, фактически отстранили от общения с журналистами, проводили даже флешмоб, - ред), нам дали по одной за один бой в каждый батальон, чтобы показать, что процесс пошел.

Дождались, пока уволились все эти люди, и теперь они уже не получат ничего.

- А при этом высчитывать за сожженное имущество у них продолжили?

- Единственное, что удалось – отменить взыскание в десятикратном размере за потерянные вещи. Например, выдают тебе бронежилет. Нормальная его себестоимость – 3 тысячи гривен, но по документам - 7 500. Например, был бой, на тебе загорелся бронежилет, ты его сбросил, он догорел. Но в документах бой не записан, значит его не было, а броник ты потерял. Заплати за него в десятикратном размере 75 тысяч гривен. Такие деньги человек на передовой за год не зарабатывает, тогда вообще зарплата была до 2 тысяч гривен. И человеку говорили: будешь отрабатывать, пиши контракт на следующий год, и будем отчислять с зарплаты. Или уволишся, мы на тебя в суд подадим и будешь выплачивать так.

Эту норму сняли, когда увольнялись 4-6 волны, а первая-третья - платили.

- Полгода назад вы призывали военных сообщать вам о случаях идиотизмов и обещали головную боль глупым проверяющим, если они не угомонятся. Какие результаты?

- Много чего удалось снять простым звонком, мол, сейчас приедут журналисты. Это очень отрезвляет военных чиновников.

- То есть большинство бойцов бороться за свои права больше не боятся?

- Боятся. Из десяти звонков трое идут до конца и их вопрос решается, а семеро говорят, что им потом начальство устроит ад или на другую должность переведут, и там устроит. Это самое страшное, когда ребята звонят, простят помочь, но анонимно, потому что они боятся. Если люди не хотят воевать за себя сами, за них нет возможности воевать.

Фото со страницы Влада Якушева в "Фейсбуке"

Читайте также: За больничный – в дезертиры, за опоздание – в тюрьму: Жестокие наказания в украинской армии