Хорошо иметь доброго пана: Почему украинцы президентов меняют, а местные власти — нет

Почему президентов украинцы меняют как перчатки, а за давно уже ненавистного мэра голосуют снова и снова? Справедливо ли будет считать, что в регионах есть такое явление как неофеодализм? Почему украинцы, если это касается местных властей, готовы прощать ей любые преступления?

Обо всем этом и больше журналисты Depo.ua расспросили экспертов: политолога Олесю Яхно, политического психолога Светлану Чунихину и социального психолога Олега Покальчука.

 

Экс-нардеп Виктор Лозинский отсидел за убийство мужчины в охотничьих угодьях, а теперь побеждает на выборах главы Подвысоцкой ОТО. Его избиратели говорят, что он — крепкий хозяйственник и хороший человек, а что там раньше было — все уже и забыли. Почему так?

Олеся Яхно:

На мой взгляд, подобные явления связаны с тем, что у нас не работает институт репутации. Можем посмотреть по составу ВР, где есть насильник и люди с сомнительными историями.

Со временем значимость биографии размывается и люди просто обо всем забывают. Вы скажете — "убийца". А люди живут текущими проблемами и вопросами. Иногда бывает так, что вора, который нарушил закон только что, воспринимают хуже, чем убийцу, который совершил преступление раньше.

Олег Покальчук:

У меня есть довольно простое объяснение, и оно никак не говорит о феноменальности этого случая. Во-первых, убийство соседа отнюдь не является чем-то демотивирующим, это не родственник даже. Во-вторых, преступное поведение за небольшими исключениями у нас является нормативным по нескольким причинам.

Традиционное недоверие людей к любой власти предполагает, что поскольку эта власть всегда какая-то не такая, ее законы можно не выполнять и по возможности немного воровать, поскольку все свято убеждены, что государство их обворовывает. Кроме того, криминальное поведение формирует более конкретную социальную этику, чем какая-либо идеология, потому что оно базируется на простом механизме выгоды и наказания.

В-третьих, вы не знаете, как все односельчане относились к гибели человека, у убитого наверное тоже были свои враги. И, наконец, люди такого склада как Лозинский являются системными и тщательными в достижении своих целей. В отличие от романтических лентяев. То есть он системно работал с нужной аудиторией, подкармливал ее, — словом, держал марку.

Светлана Чунихина:

Местные выборы отличаются ярким "эффектом присутствия" кандидатов в жизни граждан. Чем меньше населенный пункт, тем интенсивнее выражен этот эффект. Непосредственное знакомство с кандидатом запускает каскад психологических механизмов, которые управляют нашей социальной жизнью — конформность, лояльность, стремление избегать конфликтов, отрицание негативных или откровенно страшных аспектов реальности. Без этих механизмов люди не могли бы взаимодействовать между собой.

Кроме того, в небольших общинах люди тесно зависят друг от друга и иногда это может приводить к подобным электоральным эксцессам. В конце концов, не надо отвергать концепцию "банальности зла", согласно которой в близком контакте потребность избежать конфронтации сильнее, чем жажда справедливости.

Большинство украинских мэров будут, судя по всему, переизбраны. И это при условии, что на многих из них горожане жаловались годами. Между тем президентов украинцы меняют легко, обычно не давая им и второго шанса. Чем можно это объяснить?

Олеся Яхно:

Одна из объективных причин — пандемия коронавируса. В условиях кризиса люди выбирают знакомое. Избиратели уже знают, чего можно ожидать от действующих глав, их плюсы и минусы. К тому же, сами мэры начали чувствовать себя более уверенно, потому что организационно и финансово в это время на них легло больше ответственности.

Также конфликт президента и местной власти мобилизовал местные элиты, и они сделали ставку на тех же людей.

Свитана Чунихина:

В общественном восприятии президент — скорее медиа-персона, медийный образ, а не обычный человек. Отношение избирателя основаны на воображении, проекциях, абстрактных идеях. Хотя президент кажется виновным во всем, реально на непосредственную жизнь избирателя он не влияет. Это влияние является скорее мнимым. Именно поэтому разорвать контракт с президентом гораздо легче, чем с мэром или председателем ОТО, которого избиратель знает лично и с которым имеет непосредственные отношения.

Можно ли говорить, что в Украине — неофеодализм? Как объяснить эту огромную жажду каждого украинца к демократии и справедливости, обостренное чувство собственного достоинства и одновременно готовность быть униженным и наказанным местным помещиком, который дает работу?

Олеся Яхно:

Я не согласна, что у нас есть неофеодализм или что мы движемся в этом направлении. Считаю, что сам Киев ошибочно создал ситуацию, когда, выбрав образ а-ля Лукашенко, власти начали вступать в конфликт с местным самоуправлением. Вспомнить хотя бы действия предыдущего главы ОП Андрея Богдана по отношению к Виталию Кличко.

Такое поведение и стиль со стороны президента и его окружения недопустимы, но подход не меняется. Например, во время кампании центральная власть утверждала, что правильно противостоит пандемии, а сбоят местные власти, которые хотят "хорошо выглядеть".

Чтобы избавиться от рисков возможного перекоса в сторону неофеодализма, нужно завершить реформу децентрализации. Четко распределить полномочия, обязанности и сферы ответственности.

Если бы Киев действительно хотел народовластия, он не проводил бы сомнительные опросы, а начал бы с местных уровней, с маленьких вопросов, которые улучшают жизнь конкретного населенного пункта. Как распределить средства на местах, на что они пойдут — вот к этому нужно привлекать людей. Если такие механизмы самоуправления будут работать с самого низа, никакого неофеодализма быть не сможет. Люди должны влиять и давить на власть как на общеукраинском уровне, так и на местном. И, конечно же, самим людям нужно будет привыкать к своим правам, обязанностям и полномочиям. Это - небыстрый процесс. 

Олег Покальчук:

В обществе нет никакой тяги к демократии, потому что общество понятия не имеет, что это такое. Те утопические фантазии, которое общество вычитывает из книг, к реальному механизму ответственности не имеют отношения. А какой-то механизм производится, когда в нем есть персональная потребность. Если он не выработался, следовательно, для выживания это было лишним.

Представление о достоинстве тоже очень сильно преувеличено романтиками. В каждом случае конкретной избирательной кампании у этого достоинства оказывается очень определенная цена, как правило, не слишком большая.

А собственно романтизация — это образ мышления очень небольшого количества очень грамотных людей, которые об этом много пишут от имени украинского общества. Общество в целом не подозревает об их существовании.

Светлана Чунихина:

Я бы сказала, что неофеодализм не появляется, а он никуда не исчезал. Это общий и постоянный контекст, в котором в значительной мере формируются социальные и политические отношения. Собственно, две украинские революции были попыткой разорвать квазифеодальный политический контракт, и эта работа до сих пор не завершена.

Являются ли споры и конфликты по выборам и их результатам в соцсетях нормальным явлением, или это еще больше поляризует общество?

Светлана Чунихина:

Спорить о политике - нормально. Однако социальные сети, которые являются инструментом политических дискуссий, в значительной степени способствуют радикализации таких споров. Это наблюдается повсюду в мире. И это зафиксировано многочисленными исследованиями. Влияние социальных сетей является достаточно мощным, однако это не означает, что мы полностью беспомощны и не способны контролировать свое поведение. Каждый из нас делает этот выбор сам — использовать ли, например, язык ненависти, отвечая на комментарий своего политического оппонента. 

Олег Покальчук:

Конфликты из-за выборов — это абсолютно нормальный и здоровый процесс, возможно, один из немногих, который свидетельствует о демократических тенденциях.