Волонтеры о сотнях спасенных жизней, концерте под минами и о возвращении в 2014-й

Дело бойцов тыла нелегкое – недаром волонтеров часто называют Ангелами. И теми, кто живет в теплом мире политических шоу и светских споров, волонтерская самоотверженность часто воспринимается как что-то нереальное... Ведь волонтеры добровольно жертвуют собственным комфортом и безопасностью, а часто рискуют собственной жизнью, чтобы спасти сотни других.

Впервые поехав в АТО год или два назад, эти люди не собираются оставлять свое дело несмотря на «перемирие» и накопленную усталость. Они продолжают помогать. Иногда – биноклями и тепловизорами, а иногда – исповедью и песнями.

Depo.ua расспросил украинских волонтеров об их первых поездках в АТО, самых светлых и трудных моментах в работе, самом большом или самом эмоциональном грузе и теперешней ситуации на фронте.

Максим Стрихар, священник Украинской автокефальной православной церкви, реставратор в Софии Киевской, основатель одной из первых в Украине благотворительных миссий - Миссии Великомученика Георгия Победоносца и военный капеллан

Впервые на фронт поехал зимой 2015-го года. Тогда были активные военные действия. Мы ехали ночью. Чем ближе приближались к фронту, тем становилось холоднее, и тем более низкую температуру показывал бортовой компьютер в машине. Случалось все больше военной техники – избитой, постреляной, грязной. А когда подъехали к Изюму – там лежал снег. Это эмоционально поразило – будто въезжаешь с чего-то светлого во что-то темное.

Мы ехали в отдельный танковый батальон, он стоял в районе Волновахи и принимал участие в обороне ДАП. От нашего прихода Рождества Богородицы мы волонтерили в Киевском военном госпитале. Там было много волонтеров, родные которых воевали на Востоке. Они писали в "Фейсбуке", что люди голодные, мерзнут в палатках, там -24 и никакого отопления. Все это переняло, начали собирать буржуйки, другие вещи. Через военных волонтеров нашли машину, да и поехали.

На фронте я не надеялся встретить такой Дух Майдана. В 2015 году в Киеве бурлила жизнь – отстраненная от того, что на Востоке. Каждый выживал сам по себе. А там, в ВСУ и особенно в добробатах было настоящее братство.

Сначала пожертвований хватало, чтобы погрузить машину, залить бензин. Сейчас с этим трудно. Страна истощена, у людей денег нет, новости с фронта так больно не бьют. В 2014-2015 по телевидению кричали "Скоро Москва будет под Киевом". Все боялись. А сейчас успокоились, привыкли к новостям о смерти на фронте. 2-3 смерти в сутки стали повседневностью.

Когда работаю капелланом в разных частях, вижу, что состояние ВСУ снова возвращается к тому, которое было в 2014-ом. Те же дырявые палатки. Обеспечение едой более-менее, хотя и она не всегда качественная. Иногда волонтерская помощь не доходит до бойцов и остается в штабе. Офицеры питаются, солдаты голодают. Нехватка медикаментов, плохо оборудованные госпитали, плохие условия жизни. Если есть связи, может быть и свет на передовой, и даже сауна. Если люди скромные, могут сидеть совсем без ничего.

Волонтеров стало меньше, идет психологическое выгорание. Отдаешь, выдыхаешься, влезаешь в долги. Когда это продолжается третий год, не все выдерживают. Иногда у волонтеров даже семьи распадаются. Моя жена верующая, она все понимает. Берет на себя часть моих обязанностей, когда я еду. А это бывает раз в две недели... Иногда руки опускаются, но тогда вдохновляет Бог. Сейчас машина поломалась, мы ее бросили на фронте. Собрать шесть тысяч на запчасти трудно, а как раз надо везти подарки к Святому Николаю, Новому Году. И вот, вечером звонит один волонтер. Говорит: даю машину, водителя, деньги на бензин. Надо иметь веру, и Бог будет помогать.

Самый большой груз был в прошлом году. Мы, тоже зимой, возили подарки детям в Староигнатовку, Гранитное, другие деревни на линии обороны. Насобирали их так много, что едва влезли в две машины. Завезли детям, и презентов хватило аж до 8 марта, хотя собирались конкретно на зимние праздники.

Были вот в Песках – приезжаем, обстрел. Люди на передовой сидят – грязь страшная. Сначала никого не знаешь. Потом люди начинаются подтягиваться, открывать души. Им становится легче. Едешь, машут руками, как дети. Когда есть контакт, это вдохновляет к ним возвращаться.

Бывает и иначе. Читаешь, село загибается, нечего есть. Набираешь кучу продуктов, везешь людям, а потом узнаешь, что продукты скормили свиньям. Видишь, что еды у них достаточно, сельсовет завален гуманитаркой. Или же привозишь вещи в детское учреждения, отдаешь, а потом возвращаешься, потому что  что-то забыл. А руководство заведения эти вещи уже дерибанит. Словом, всякое бывает. Были в Курахово, вышел дед, увидел надпись "капеллан" на машине, плюнул и пошел себе. А раз, заехали в Харьковскую область, к нам бегут дети и кричат "фашисты".

Иногда думаешь, может лучше вообще ничего не возить. Пусть они посидят, замерзнут, чтобы был какой-то бунт и это сдвинуло что-то в государстве. А потом думаешь – нет. Почему наши ребята должны ходить простуженными, без кровоостанавливающих средств. Они же в том не виноваты.

Или те же бабки в селе. Мы были там, когда приезжал (Павел) Жебривский. Согнали село, прождали часа полтора. Приехал Жебривский, привез рулон пленки для окон. А потом выезжаешь - на каждом шагу билборды с его фото "спасем Донбасс"... Это еще чисто советское, ведь так быстро - за три года - изменения не происходят.

В АТО езжу в выходные. Когда надо в будни, беру отпуск за собственный счет. У нас в Софии Киевской организовался профсоюз – перечисляет дневной заработок на счет фонда. Это приятно поражает.

Борис Севастьянов, певец, автор патриотических антипутинских песен, дал около 200 концертов в АТО

Впервые в АТО поехал в августе 2014-го. Мы ездили с харьковской организацией Help Army, выступали в штабе АТО в Краматорске. Мне было стремно, я забыл взять паспорт, и поэтому все посты проезжал без паспорта. Я увидел Семеновку, разбомбленный мост... Увидел последствия войны. И это очень поразило.

После того было где-то 200 поездок. Я понял, бояться – то глупое, бояться надо другого. Сейчас мы организовываем концерты и сами, и с киевскими волонтерами. А вот сейчас едем в Марьинку. Местная волонтер позвонила, пригласила. Вот так стихийно, незапланированно, просто сорвались и поехали.

Зимой 2014 было не до концертов, шли жестокие бои. Тогда возили помощь. Работала артиллерия, мы ездили на передовую, смотрели, что кому нужно. Собирали буржуйки, теплые балаклавы, другие вещи и развозили по позициям. Потом снова вернулся к концертам.

 Эмоционально поразил момент в Счастье ровно два года назад. Мы давали концерт в Школе милиции концерт в Айдаре. А накануне двух парней накрыло – машина сгорела под градом, и они погибли. Некоторые айдаровцы говорили, мол, зачем этот концерт. Там мы столкнулись даже с агрессией – на нас смотрели, как на нечто неуместное. Мы колебались, петь ли. Но посоветовались с командиром, и сделали концерт-реквием. Много говорили о погибших. Все прошло нормально, там мы познакомились с несколькими ребятами, с которыми впоследствии подружились.

На фронте немало трогательных моментов. Один парень рассказал, как попал под обстрел из "градов", а добежать уже нереально. Поэтому он так и упал в траву. Включил мою песню "Грады". Говорит, она помогла ему пережить тот кошмар. Я даже не думал, что в такие моменты можно слушать песни. Или же выступали на площади в Счастье. Во время концерта начали пролетать мины за несколько километров. Но никто даже не вздрогнул. Никто не обратил внимание на бомбы. А после концерта дети просили расписаться у них на руках. Это тоже очень тронуло.

Бойцам оставляю визитку с контактами. Бывает, военные звонят – им хочется пообщаться, что-то рассказать. Несколько минут разговора – хорошая поддержка. Люди не злоупотребляют вниманием, не нависают с проблемами, просто звонят за поддержкой. Хотят спросить, как дела.

Мария Гобова, помогает 128-й ОГПБр, работает в Союзе ветеранов АТО

В первую поездку объехали Дебальцево, Попасное, Троицкое... Это было в сентябре 2014-го года. Мы много чего везли – кому тепловизор, кому туалетную бумагу. Покупали и огнетушители, и воду, и тушенку. Это был год, когда ребята ехали на фронт даже без "дубка" (советская форма – ред..). Помню одного офицера из артиллерии, который ехал в одних туфлях... Итак, заехали на блок-пост в Попасную, там было несколько подразделений нашей 128-й. Одним взводом командовал героический Андрей Слота. Звоним ему, а он говорит: "Стоп, идут обстрелы, ждите на заправке". Заправка была заколочена досками. Созвонились с другим командиром, он предложил подъехать к нему на позицию, за 800 метров от нас. Опять – Слоте, а он строго так: "Запрещаю, ждите там". Только положила трубку, начался обстрел. Как раз той позиции, на которую я не поехала.

Это был мой первый обстрел. Я уехала из Киева в тоненькой куртке, кожаных штанах, кожаных сапогах – просто не успела заехать переодеться. Единственное, знакомые привезли броник. Когда начался обстрел, ребята говорят: "Все в щель!". А я смотрю на заколоченную досками заправку и думаю, как между этими досками пролезть. Так и осталась стоять там. Потом на меня кричали, какая я дура. Оказалось, щель – это траншея, и она повсюду. Снарядами перерыта вся земля.

Самый масштабный груз – это огромный армейский дизель-генератор на 30 кВт. Это очень крутая штука. Мы его нашли бесплатно, через друга-военного. Хотя иногда приходится закладывать собственные деньги. Такое было с последним тепловизором – наши долги так и не закрыли. С позиции поехали ребята, которые были в усилении, и свои приборы забрали. Новый нужно было найти срочно. Мы вложили свои деньги - $2,5 тыс. – очень быстро его отправили. Волновались, но все удалось. Деньги за него мы остались должны.

Потери уже воспринимают как статистику. За время Дебальцево мы очень много людей потеряли и похоронили. Это было тяжелое время, когда мы не слезали с телефонов. Одна добрая женщина из Днепровского морга отвечала нам на звонки даже среди ночи – это были опознания. Взяли у родственников фото, опознали, нашли машину, которая доставит в Закарпатье. После этого мы стали черствее. Все воспринимаем болезненно, но привыкли к боли.

Однажды к нам обратилась женщина, которая помогала своему племяннику. Передавала оптику, часто к нам ходила, мы пили кофе. Однажды она пришла и рассказала, что ее посылка потерялась. Через несколько дней я ее нашла и передала ее племяннику. Он прислал СМСку тете "Спасибо, посылка нашлась. Маша всемогущая". Мне было приятно, мы посмеялись. Потом она мне позвонила, мы долго говорили о том, что все будет хорошо, ребята вернутся живыми. А буквально на днях она снова позвонила и говорит: "Нет связи с племянником". Мы начали его искать и выяснилось, что он погиб. Это был очень молодой мальчик. И мне нужно было сообщить об этом его тете. Не медику, не комбригу, а именно мне... Это был самый тяжелый момент.

А самым окрыляющим был выход из Дебальцево. Мы активно принимали участие в выводе бригады. Помню, как писала подруге-волонтеру: "Это не может быть вторым Иловайском, давай поднимать кипиш, идти к министру". Она говорит: "Маша, их не могут вывести, их некому заменить...". Но мы добились своего. Тогда родственники ребят блокировали дороги,устраивали пикеты... Большую роль сыграли обычные люди, которые давали правильную информацию. Поскольку у нас была связь более чем с 18 подразделениями 128-й, мы понимали, что происходит. Доносили эту информацию до министра... И вот, мы в Артемовске, встречаем ребят. Они не ехали на танках и с флагами. Они шли через минные поля. Был случай, когда ребята потерялись и вышли на сепаров. Те офигели – солдаты с боеприпасами... Но ничего не сделали, наши прошли. Когда мы обнимали наших живых ребят, это было величайшим счастьем.

Мой муж был в 128-й, и с этого все началось. А мама и дочка мной гордятся. Дочь во втором классе, она меня очень сильно поддерживала, писала солдатам письма. Была такая бессрочная акция – "Повяжи желтую ленту". Это символ единства. Так мы показываем ребятам там, что мы здесь, на мирной земле, являемся их тылом. Она с этой желтой лентой ходила в школу, рассказывала о ней. Такая серьезная поддержка.

Диана Макарова, основательница и руководитель благотворительного фонда

Первая моя поездка была в Славянск. Его освободили, до этого на фронт ездили мальчики-перевозчики. А в тот раз выехали уже с девушками и с тех пор так и ездим. Это было страшно. Мы увидели разбитую технику возле Славянска и Краматорска, почувствовали запах трупов, увидели, что такое война.

Когда понадобилась помощь на 32-м блокпосте, я села в машину к перевозчику, и мы поехали. Пост был в окружении. Ребятам не давали приказа на выход, они погибали от жажды. Им не могли довезти воду и боеприпасы. Машины разбивались по дороге. Власть заявляла, что все доставлено, но это была ложь. Нужно было спасать ребят, которые делили воду крышечками от пластика. Поэтому мы остановились на 31-ом. По дороге вызвали журналистов, волонтеров. Возможно, в том числе, благодаря тому, что нас собралось так много, 32-ю удалось вывести. Мы спасли 112 человек, которые без этого были обречены. С тех пор я езжу в АТО каждые две недели.

Мальчики-перевозчики нас не пускали, говорили, это не для женщин. Потом они ушли в армию. Наш фонд дал армии восемь мужчин. Недавно пошла девятая – девушка, моя правая рука. Мужчины ушли, остаются девушки. У нас очередь желающих ехать в АТО. Но мы не можем делать рейсы на много людей. Нам нужно два водителя, штурман и я как руководитель.

Расскажу о самом страшном грузе. Летом 2014-го все волонтеры метались в поисках мешков для 200-х. Мальчики гибли сотнями. Мешки не успевали делать. Нам удалось найти самый дешевый вариант. Мы их выкупили, а потом у нас не закрывалась калитка. Мы раздавали их, раздавали, сами везли. Мы знали, что погибшие должны быть доставлены домой как можно скорее. Это был самый страшный, самый тяжелый момент. Мы гордимся тем, что доставили их.

Нам нет когда испытывать стресс. Ведь если не будешь держать себя в руках, можешь погибнуть. И хорошо, если только ты. Может погибнуть твой экипаж – молоденькие девушки. Ты должна быть собранной ежеминутно. Потому что мы волонтеры передовой, здесь может быть всякое.

Когда Дебальцево обстреливали, мы вывозили людей. Из бомбоубежищ, квартир. Парализованных, слепых, брошенных. Вывезли их около 1500. Мы добились, чтобы на четыре часа Дебальцево прекратили обстреливать. Но до этого метались под огнем и были такими же незащищенными, как и те, кого вывозили. И когда прямо начали обстреливать наши машины, автобусы, было очень страшно. Стреляют, а в автобусе у тебя дети. Надо падать и закрывать детей собой. Водители так и делали. Вывозили несколько автобусов, среди которых 12 раненых. Зацепило только одну 16-летнюю девочку. Остальные все целые.

Более всего меня волнует жизнь ребят на фронте. Если я скажу: "Все, я устала, пусть государство работает" чем это поможет мальчикам, которые сейчас мерзнут? В которых нет нужной оптики – от тепловизоров до банальных биноклей? Это не поможет. Поэтому надо что-то делать. Хорошо сидеть в Киеве и говорить: "Пусть государство что-то делает, оно обязано". Но на том конце твоих слов жизни. Сейчас в зоне АТО много срочников, которым пообещали золотые горы. Пацанва – 18-19 лет – идет и держит рубежи. Они нас прикрывают. И девочек много. Иногда это крошечные существа – думаешь, ей бы в куклы играть, а она на фронте. Она кроха, даже бушлата для нее не найти. И надо как-то одеть и согреть эту девочку, потому что эта крошечная девочка и тот зеленый мальчик, прикрывают мир .

У меня две дочери, они ездят со мной. Они прекрасные штурманы, знают все дороги. Мне это очень больно. Самой мне 54 года. Я могу распоряжаться своим временем спокойно. Но младшей дочери надо учиться. Но ей некогда, она на фронте. Ей 27 лет, старшей 30 – они могли бы делать карьеру. Они обе работают, но постоянные поездки для работы не хорошо. Они говорят: "Нет, мама, как мы тебя бросим. Давай вернемся к этому вопросу после войны". И вот мы так живем.