Священник-реставратор об атмосфере маразма в «Софии Киевской» и грибах в фондах

Так ли это, depo.ua узнал у реставратора музея и священника Максима Стрихаря

Последние дни «София Киевская» - в центре кадрового скандала. По традиции, новая власть в стране ознаменовалась и сменой власти в музее - министр культуры Вячеслав Кириленко подписал указ об увольнении генерального директора комплекса Елены Сердюк. Однако на территории «Софии» ветер перемен не чувствуется. Во дворе музея почти безлюдно - разве что женщина на поводке выгуливает собаку.

«Собак у нас две, эта - сердитая, один раз даже кусалась», - рассказывает Максим Стрихарь, показывая путь в мастерскую. Максим улыбчив и доброжелателен, уверяет, что гостям рад.

В мастерской - стол, два стула, небольшой шкаф. Комнатка очень маленькая - кажется, вдвоем в проходе разминуться уже не удастся. На столе - воссозданные из осколков лампадка и стакан. Рабочее место реставратора освещает небольшая настольная лампа советского образца.

Стрихарь охотно рассказывает о ситуации в музее и, конечно, о работе - интересной, но порой очень непростой.

РАБОТАЮЩИЙ СВЯЩЕННИК БЛИЖЕ К ЛЮДЯМ

- Максим, священник и художник-реставратор... Что было вначале?

- Вначале я хотел поступать на исторический, но не сложилось. Я в составе группы «Спадщина» вместе с Хельсинской группой вышел на пикет против сноса памяток на Андреевском спуске. Мы собирали подписи неравнодушных киевлян, и наши фамилии оказались в списках КГБ. Истфак же считался местом, где готовят не только археологов, но и партийных лидеров. После третей неудачной попытки туда поступить ректор решил сказать мне все как есть. Мол, даже не пытайся. Я пошел на геологию, начал работать в варяжских пещерах Лавры. Также трудился в национальном реставрационном центре. Параллельно был археологом и реставратором.

В 20 лет сознательно пришел к Богу. Общался с монахами, священнослужителями. Восемь лет назад стал священником. А примерно через год начал работать в «Софии».

- Разве можно быть священником и при этом трудиться где-то еще?

- В нашей епархии (Харьковско-Полтавская епархия украинской православной автокефальной церкви, - ред.) это разрешено. Епископ считает, что работающий священник ближе к людям. У него нет нужды собирать деньги у прихожан, наоборот, он сам может привносить средства в приход. В западных странах у православных священников это обычная практика. Конечно, есть некоторые неудобства - например, на праздники бывают накладки. Но это происходит не так часто.

- В чем заключается ваша работа?

- Я реставрирую стекло и керамику. Памятки из наших фондов, вещи, которые добывают во время раскопок. Вот эти вещи (указывает на предметы на столе) из очень редкого археологического стекла, созданы в XI- XII веке. Их нашли в прошлом году, когда раскопали средневековую церковь на территории комплекса. Недавно ездил к нашим коллегам из Литвы - там сделали химический анализ стекла, подобрали адекватные методики работы.

- Что значит «адекватные»? И разве в Украине не разработаны свои?

- У нас принято пользоваться методиками советской школы. Они более вредные и для стекла, и для организма реставратора. Ведь посмотрите, какие тут условия. Во время работы используются клеи, кислоты - должна быть вытяжка, помещение, где реставратор будет питаться. Там, где есть химия, принимать еду не очень полезно.

Вот, например, стакан. Структура стекла сохранилась лишь отчасти, в основном - соли метала. А чтобы крепить соли, нужны растворители - ксилол или ацетон. Подышал этим полчаса - уже состояние, как у наркомана. Вытяжка вроде и стоит недорого, но, видимо, это не в приоритетах государства.

- Но к самим экспонатам относятся бережно?

- Экспонаты хранятся в ужасных условиях. Например, для стекла нужна влажность не выше 20% и стабильная температура без перепадов. В наших фондах датчиков, которые регулируют температуру и влажность, нет ни в одной витрине. А проблемы есть: включили батареи - и влажность увеличилась. Елена Сердюк говорила, мол «София» - музей номер один, и мы должны этим гордиться. Но вроде и центральная памятка, а до фондов руки не доходят. Там на одной полке хранятся отреставрированные и не отреставрированные вещи, буяют грибы. Коллекция размещена в старых корпусах. На окнах - деревянные рамы, постоянно дует. А я когда-то работал директором броварского музея, так там условия были лучше.

- У литовцев по-другому?

- Директор реставрационного центра Литвы первым делом нашла деньги, посадила рестораторов в автобус и вместе с ними объехала все страны Европы. Переняли опыт. У литовцев условия работы не слишком хорошие, но об экспонатах они заботятся. Когда провожали меня в Киев, поинтересовались: вы у нас побывали, чему-то научились, а у вас есть, чем реставрировать? Я помотал головой. Мне подарили химии на 200 евро. Я смутился, мол, а с чем сами работать будете? Говорят: ничего, докупим. Они знают, что мы из Украины, у нас война, и воспринимают это как общую беду.

АТМОСФЕРА КАК ПЕРЕД КОНЦОМ СВЕТА

- Руководство музея пытается решить проблему с хранением экспонатов?

- Насколько я знаю, есть много проектов реставрации домов, но до реализации руки не доходят. Ранее мы были в составе Министерства регионального развития, строительства и ЖКХ. Когда уволили Куковальскую (Неля Куковальская занимала пост гендиректора «Софии Киевской» до июня 2012, - ред.), Янукович передал нас в ведомство Минкультуры. А Минкультуры такой заповедник не тянет - нет финансов. Кажется, отсюда все беды. Если вы присмотритесь к фасадам зданий, с внешней, туристической стороны все хорошо. Но стоит зайти на территорию - увидите множество участков с осыпавшейся штукатуркой. У нас любят делать «совдеповскую» показуху.

- Наверняка, при хорошем менеджменте музей и сам может заработать деньги на реставрацию...

- Я не директор, и мне сложно сказать, сколько мы зарабатываем. Но многое зависит от того, насколько люди готовы пробивать лбом министерские стены - независимо от того, кто за ними.

liveinternet.ru

У нас в архиве я нашел письма репрессированных сотрудников музея, которые работали тут в 40-х годах, когда Киев оккупировали немцы. У них была задача сохранить памятку - они умудрились даже договориться с фашистами. «Софию» не тронули. Потом пришел Сталин, и их сослали в Сибирь. Так вот в том послании местному руководству человек пишет: «На квартире я оставил часть музейной коллекции, заберите ее оттуда, пожалуйста, в заповедник». Даже в ссылке он думает о своей миссии! Так вот, все заработает, когда в Украине возродится та, старая школа.

- А разве сейчас школы в «Софии» нет?

- Сердюк навела много молодых специалистов, но все старые были уволены - то есть, школа исчезла. В идеале: приходит молодой специалист, растет на одном месте, передает знания другим, и эта преемственность дает плоды. Здесь же коллектив меняется практически каждый день. Я последнее время даже особо не общаюсь с коллегами. Выходишь во двор - новые лица. Сократили, перенаправили. Какие-то все зашуганные, закрытые от внешнего мира. Царит атмосфера неопределенности и маразма, как перед концом света. Каждый думает лишь о себе, боится что-то сказать своему товарищу, с которым раньше общался свободно.

- Керамику реставрируете вы один?

- Раньше нас было двое, но в прошлом году коллегу сократили. А вместе с ним - реставраторов графики и ткани. Помню, всех вызвали в подвалы дирекции. Запускали по одному, как на допрос. Было очень смешно. Мол, рассмотрели вашу биографию, много о вас знаем. Реставраторы, которые работали много лет, оказались «непрофессионалами». Сократили 90%.

- И, наконец, уволили саму Сердюк... Как считаете, в претензиях Минкульта есть доля правды?

- Лично мне судить сложно. Тут была комиссия, что-то копала. Но, если есть желание накопать что-то на человека, будет накопано.

РАСКОПАЛИ ФУНДАМЕНТ, А ЧТО ДЕЛАТЬ, НЕ ЗНАЮТ

- Прошлой осенью рухнувшая стена наделала немало шума. Как думаете, для остальных, более ценных, исторических стен тоже есть угроза?

- Это нужно спрашивать у специалистов другого профиля. Но вот что интересно - когда упала стена, было сотрясение, и из-за этого на месте раскопок открылась пещера - подземный ход. Наверное, монастырский. Мы об этом сняли небольшой фильм... Но коллектив музея оказался не готов к такому повороту. Хорошо, что нашлись добровольцы, которые помогли засыпать, законсервировать пещеру, чтобы простояла хотя бы зиму. Сейчас надо брать где-то деньги, чтобы законсервировать нормально. По идее, должен быть фонд, в котором есть средства на непредвиденные ситуации. Но не в нашем случае.

Да и раскопанные фундаменты вызывают множество вопросов. Делать из них экспонаты, чтобы приходили люди, смотрели, изучали - довольно дорого. И как быть, не знают.

Если у вас нет денег, а памятка лежит в земле - не трогайте ее пока. В Англии не копают курганы, пока они вне опасности. Вдруг государство решило прокладывать вблизи каналы, чтобы орошать территорию - появилась угроза, можно раскапывать. По этому принципу лично мне кажется, что археологические раскопки в Софии сейчас не ко времени.

- Можно пытаться привлечь волонтеров. Тогда все будет бюджетнее...

- Иногда пытаются. Ребята работают. Один прямо отсюда ушел на фронт. Было очень трогательно. Прямо история для голливудского фильма.

- А что-то забавное во время раскопок находить удавалось?

- В прошлом году копали на территории Теплой Софии пол. Внутри помещения сохранился пол семнадцатого-девятнадцатого века. Оказалось, на том месте была монастырская кухня. Поразило то, что поверхность кирпичного пола покрывал двухсантиметровый шар рыбьей шелухи и костей. Люди чистили рыбу на пол, а в углу была ямка, в которую сливали нечистоты. А еще нашли казацкую трубку. Наверное, кто-то бросил курить и трубку бросил тоже (улыбается).

К ВОЙНЕ БОГ МЕНЯ ГОТОВИЛ ЗАРАНЕЕ

- Софийская площадь совсем недалеко от Майдана. В революции участвовали?

- Заповедник работал. Кто хотел, выходил на революцию. Я поначалу ходил как фотограф - раньше в Лавре занимался этим профессионально, у меня была своя студия. Потом, конечно, молились, помогали парням. Последние дни как священник поддерживал раненых, ходил в больницу. Теперь наш приход (приход Рождества Пресвятой Богородицы, - ред.) работает в военном госпитале.

- Последнее время у наших соотечественников изменилось отношение к украинскому духовенству?

- Раньше я приходил в больницу или на кладбище, и человек спрашивал: «Батюшка, а вы какого патриархата?», а я отвечал, что я из украинской автокефальной церкви, большинство восклицало: «Ой, это ведь не наша вера». Сейчас все наоборот, людям важно, чтобы священник был не из московского патриархата. С ними общаться, как правило, не хотят. Хотя я не уверен, что это правильно. Там тоже работает много хороших священников, которые по разным причинам не хотят идти в киевский патриархат. Они служат Богу, помогают людям, помогают АТО. Поэтому сразу ставить клеймо не стоит - нужно смотреть на конкретного человека. Священники ведь тоже люди со своими слабостями, заслугами, недостатками.

- На службе посвящаете много времени теме войны?

- В нашем приходе есть молитвенные группы - нам передают имена раненых, о которых мы каждый день молимся. Сейчас в списке более 1000 человек. В субботу собираемся везти вещи для танкового батальона. Отвезем их на передовую и едем обратно. Это будет наш первый опыт, в будущем планируем делать это постоянно.

Еще сейчас начало развиваться такое направление как военное капелланство. Возможно, сейчас будем поддерживать часть, которая базируется на территории Киева, а потом выезжает в АТО. Прямо в госпитале подошел полковник, говорит: давайте будем сотрудничать, приходите в часть, ребята будут рады доброму слову. Знаете, мы общаемся с парнями в госпитале - им действительно не хватает священников.

На войне ведь все становятся верующими - молятся как умеют. Никто не хочет погибнуть от пули - начинают верить во что угодно. В такие моменты очень хорошо, когда есть священник, который элементарно подскажет, как обращаться к Богу, даст молитвенник.

В госпиталь приходят духовники разных конфессий, солдаты сталкиваются с дилеммой: а кому же верить? Не попадут ли они в какую-то секту? И смогут ли они поверить, например, мне, если раньше верили какому-то чуваку в рясе, который приезжал на большом джипе и требовал у них в церкви деньги?

Но если они будут видеть священника на передовой, у них сформируется другой образ. Человек с ними, не боится пуль, действительно хочет помочь.

- Наверняка вам как священнику было сложно перестроиться под условия военного времени. Сейчас ведь все гораздо сложнее.

- Меня Бог готовил заранее. Еще семь лет назад мы начали опекать приют. Там были дети улицы - от трех до восемнадцати лет. И там надо было к каждому ребенку подобрать свой подход. Вырезали всю семью, малыш остался один - конечно, ему безмерно тяжело. Или же дети, которые ночевали на улице, постоянно нюхали клей и у которых кроме негатива в сердце ничего не осталось. Такого ребенка сложно заставить даже читать буквы. А убедить, что любовь побеждает зло, еще сложнее. Там даже психологи менялись каждые пару месяцев - ведь не каждому под силу ежеминутно смотреть на детское горе.

С солдатами - похожая история. У каждого свой мир, который необходимо понять и принять. А если стоять на позиции «я православный - поэтому я прав, а все остальные просто не доросли», диалога не получится.

 Фото: Ольга Каменева/depo.ua