Как переводчики издеваются над звездами и лелеют зевак

Подходы к переводу сильно отличаются в зависимости от рода и жанра произведения. И сегодня мы сфокусировались на поэзии – точнее, на переводе русских классиков на украинский. Именно русских – потому что понять тонкости художественного перевода можно лишь тогда, когда знаешь язык оригинала на уровне носителя. И тогда есть два варианта: либо восхищаешься не только самим произведением, но и его "вторым лицом", либо, наоборот, понимаешь, какой тебе подсунули фальсификат.

И что нам от этого понимания? Плюс в том, что можем получить двойное наслаждение – от оригинала и перевода. А минус – острое разочарование, что часть литературы была для нас потеряна, даже если прочитали в переводе всего Байрона, Верлена или Уитмена

Высший пилотаж: свои фигуры

Может случиться, что в арсенале переводчика нет точных соответствий, потому что их нет в самом языке. Что же ему делать? Стать вторым пилотом, который направит произведение в авторском направлении, но сможет и самостоятельно выполнить фигуры высшего пилотажа.

Так, у нас нет ни единого шанса дословно перевести стихотворение Самуила Маршака "Жил человек рассеянный на улице Бассейной" на украинский язык. И наш Иван Малкович нашел аналог – не по букве, а по духу: "Жив собі роззява – ліві двері справа". Оригинал мы помним с детства, а вот отрывок из перевода:

Вбрав сорочку він, однак,

всі кричать йому: "Не так!",

Одягнув пальто, проте,

знов кричать йому: "Не те!"

Отакий роззява,

ліві двері справа.

Выигрышные замены: ключевые слова

Еще один вызов для "второго пилота" – непереводимые ключевые слова, без которых и стих не стих. Например, Сергей Есенин в последней депрессии приравнял жизнь к смерти этими строками.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,—
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей ("До свиданья, друг мой, до свиданья")

Танцы вокруг "нового" не дают желаемого эффекта – в украинском языке форма "нОво" не так распространена, а наречие "новіше" не имеет того "легкого" аналога, как "новей" (для российского "новее"). А именно эта форма у Есенина и обесценивает жизнь. Но переводчик Константин Житник провел выигрышную замену – и стих на украинском состоялся:

Не прощаюсь, друже, не кажу щасливо, –

Не печалься, не твоя вина, –

На цім світі помирать не диво,

Але й жить також не дивина. 

Последовательность штрихов

Места для каждого слова в стихе не "зарезервированы". Иногда переводчик может добавлять штрихи не в той последовательности, что и автор, а общая картина почти не изменится. Вспомним, как Александр Блок описывает незнакомку в своем известном стихотворении:

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль ("Незнакомка").

Переводчик Иван Глинский, казалось бы, в первой строфе вследствие нехватки места упустил очень важную подробность: перья шляпки – траурные:

І віють давніми повір'ями 
Ті шелесткі, тугі шовки, 
І капелюшок із пір'їнами, 
І персні ніжної руки  ("Незнакомка").

Но уже в следующей строфе появляется "траурная вуаль" – что для образа незнакомки является одним и тем же.

І чаром близькості окований, 
Дивлюсь за траурну вуаль 
Та бачу берег зачарований 
І чарами сповиту даль. 

Впрочем, переводчик может и не понять автора, полениться или прибегнуть к откровенному беспределу. Далее – именно такие антиобразцы.

Измельчение содержания

Автор подбирает краткие и наиболее точные слова и фразы, и часто они многозначны. Но переводчик может проигнорировать точные соответствия не из-за невозможности перевода, а просто для собственного удобства (например, чтобы сохранить ритм стиха) или из-за непонимания оригинала. Пример:

Среди миров, в мерацании светил

Одной Звезды я повторяю имя...

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими. (Иннокентий Аненський. "Среди миров").

Слово "томлюсь" и в русском, и в украинском языке охватывает плоское значение "скучать/нудьгувати", но прежде всего оно о глубокой и изнурительной усталости или страдании. Однако известному переводчику Григорию Кочуру показалось удобным сузить смысл  до "нудьгую", и все ради неплохой рифмы:

У блиманні світил, серед світів

На ймення Зірку кличу лиш одну я

І не тому, щоб я Її любив,

Але тому що з іншими нудьгую.

Кстати, ради рифмы, здесь выкручены руки украинскому языку и во второй строке: "лиш одну я", пафосное "ймення" вместо "ім’я".

А вдруг лучше и не получится? Попробуем:

Серед світил, у сяйві всіх світів

Я на одну Зорю не надивлюся.

І не тому, щоб я Її любив,

Але тому, що з іншими томлюся.

В нашем варианте сохраняется глубина. Но есть плата – худшая, глагольная рифма: "не надивлюся – томлюся", при этом уход от дословности во второй строке может быть оправданным, потому что также передается постоянная увлеченность лирического героя Звездой, а обращаться к ней он еще будет в следующей строфе, как и в оригинале.

 

Непонимание содержания и произвол

А теперь еще хуже - пример непонимания автора переводчиком.

Чрезвычайно сложное для перевода стихотворение Владимира Маяковского "Послушайте!" ("Если звезды зажигают – значит это кому-нибудь нужно"). В первой части лирический герой "врывается к богу" и "просит – чтоб обязательно была звезда". И вот результат:

А после

ходит тревожный,

но спокойный наружно.

Говорит кому-то:

"Ведь теперь тебе ничего?

Не страшно?

Да?!" ("Послушайте!")

То есть новая звезда есть! И есть кто-то на земле, для кого лирический герой просил ее зажечь. Это уже действие на земле, и не удивительно, что дальше, в конце, в стихотворении появляется город:

Послушайте!

Ведь, если звезды

зажигают —

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — это необходимо,

чтобы каждый вечер

над крышами

загоралась хоть одна звезда? !

А вот у поэта-переводчика Дмитрия Павлычко герой после встречи с богом по-прежнему находится в небе:

"А потім

ходить тривожний

посеред неба,

каже комусь:

"Тепер тобі вже добре,

тьми глибина

не страшна!"

("Послухайте!")

И кому же это он в небе говорит? Богу? Никакого заземления и связи с реальностью. Это полное непонимание оригинала, а вместо коротких и метких фраз "Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!", которые люди реально говорят друг другу в различных ситуациях, какая-то боязнь темноты...

Впрочем, этот стих еще никто не перевел на украинский достойно.

Иногда переводчик вообще путает, что к чему относится, и получается ерунда.

В стихотворении Евгения Евтушенко "Твое лицо" лирический герой понимает, что такое любовь через страх потерять ее и вместе с ней все "краски мира". А лицо возлюбленной сравнивает с солнцем.

Я так боюсь, я так боюсь

конца нежданного восхода,

конца открытий, слез, восторга,

но с этим страхом не борюсь.

Я помню - этот страх

и есть любовь. Его лелею,

хотя лелеять не умею,

своей любви небрежный страж ("Когда взошло твое лицо").

То есть лирический герой Евтушенко – это "небрежный страж любви", который не умеет лелеять своего чувства. Совсем иное - у переводчика Петра Засенко, вариант которого только и печатается в аналогиях.

Я розумію: цей-бо страх

І є любов. Його лелію,

Хоча леліяти не вмію, -

Кохання це недбалий страж.

Здесь именно любовь названа небрежным стражем (стихи должны восприниматься на слух и отсутствие тире перед "це" никто не заметит). Если же предположить, что переводчик имел в виду: "леліяти не вмію кохання це" – тогда зачем запятая с тире после "умею" и, главное, к чему прилеплен "недбалий страж"?

Кстати, перевести строфу можно было бы так:

Я пам’ятаю, що цей страх

і є любов. Його лелію.

Хоча леліяти не вмію,

свого кохання дивний страж.

В нашем варианте несколько теряется точность характеристики стража, но не более.

 

Слова-затычки и пробелы в содержании

Вероятно, в последнем примере переводчику и не хотелось сравнивать любовь с "небрежным стражем", но ему нужно было заткнуть дыры в ритме: вот и написал "кохання це" вместо "кохання". В первой строке тоже была затычка: "цей-бо страх" вместо "цей страх". Переводы стихов часто пересыпаны такими словечками, к счастью, в других жанрах затычек значительно меньше.

Обратная сторона - пробелы в содержании, когда не хватает места для важного слова. Так, в ключевой метафоре стихотворения Ивана Бунина жизнь спящей женщины сравнивается с тихой водой в сосуде.

Она лежала на спине,

Нагие раздвоивши груди,—

И тихо, как вода в сосуде,

Стояла жизнь ее во сне ("Я к ней вошел в полночный час").

Но в переводе Максима Стрихи с корявой третьей строкой – весь мир почему-то застыл, вся жизнь в целом.

І груди в сяйній голизні

Роздвоїла, на спину лігши, –

І, від води у чаші тихше,

Життя стояло уві сні.

Тут, в словосочетании "ее жизнь", местоимение не формальное и даже не усилительное, как это иногда бывает, – оно обязательно для понимания метафоры. Значительно лучше сочетание согласных в последней строке:

І тихо, як вода у чаші,

Її життя стояло в сні.

 

Автор: Алексей Шевнин